Евгений Нестеренко - Тень ведьмы

Но придет день, когда люди вспомнят наконец Забытое Имя Бога. И тогда Истинный Бог вернется к ним…

Клерики стояли перед отцом Люцером. Вчетвером.

— Вот, поступило письмо на имя его преосвященства…

— Жалоба, что ли? — скривился Иоанн.

Отец Люцер посмотрел на него с укоризной.

— Дай договорить. Поступило письмо от истинного ревнителя веры.

Отец Люцер развернул письмо.

— Так… «Ваше преосвященство! Будучи всецело предан вам, а также всему делу Святого Ордена и…» Ну, здесь понятно. Ага, вот: «…хочу донести до вашего внимания тот факт, что даже нашего сыновней любовью почитаемого града, то бишь Столицы, коснулась сия чаша мерзостей…»

— Однако, какой слог! — произнес Иоанн, закатив глаза.

— Да погоди ты! — прервал его Лука. — Читайте, отец Люцер.

— Можно, да? — язвительно протянул отец Люцер. — Ладно, читаю далее: «…сия чаша мерзостей, сатанинской ересью и чернокнижием именуемая. Как ни прискорбно осознавать, но дьявольское учение пустило корни среди некогда весьма благочестивых и примерных христиан, в нашем квартале проживающих. Поймал их в свои тенета Повелитель Лжи, желая погубить тела и души. Для этой цели каждый четверг собираются поклонники дьявольского культа в подвале одного дома на улице Кленов. Хозяин того дома — городской казначей, Яков Шалон, главный организатор и покровитель этих сборищ. Страшно описать, чем сии язычники занимаются на своих сходках! Они служат там мессы Люциферу, облачившись в черные ризы; всяк, кто там присутствует, обязан совершить также ритуал осквернения: плюнуть на святое распятие и наступить ногой на крест. В полночь же все они падают ниц и появляется сам Сатана. Он занимает почетное место и начинает вершить черную обедню, при этом издеваясь непотребно над христианской службой и предлагая для поклонения огромную красную морковь. И начинается затем сатанинский пир, сопровождаемый разнузданными оргиями, пожиранием трупов младенцев и бесовскими плясками. До самого рассвета длится сей шабаш, после чего все незаметно расходятся по домам. Они полагают, что все сойдет им с рук, поскольку они находятся под покровительством дьявола и с каждым днем становятся все более и более дерзкими. Я не удивлюсь, если завтра они выйдут на улицы и примутся осквернять святыни. Но я уверен, что вы не допустите такого попирания законов Божьих и строго покараете отступников. Пусть же обрушится на них весь гнев божеского правосудия, пусть кара Господня поразит богохульников и язычников!»

Отец Люцер отложил письмо и посмотрел на клериков.

— Кто же таков этот ревнитель веры? — спросил Иоанн.

— Подписано: «Доброжелатель», — прочитал отец Люцер.

— Вот, значит, как… Очевидно, этот доброжелатель сам в таких шабашах участие принимал, а теперь раскаяться решил.

— Может быть, ты и прав, Петр, — сказал отец Люцер. — Однако не следует забывать, что Господь завещал нам прощать. Если человек и оступился когда-то, но теперь осознал свой грех и покаялся, то мы должны проявить к нему снисхождение и милость.

— Истинно глаголете, отец Люцер! — подобострастно произнес Лука, косясь на Яна.

— Так что ж ответил его преосвященство? — спросил Петр.

— Что же он мог ответить? Разумеется, он повелел мне провести расследование и по мере надобности организовать Процесс… Сегодня какой день?

— Вторник, отец Люцер.

— Значит, послезавтра будет проводиться очередной шабаш…

— Разведать заранее? — предложил Иоанн.

— Нет, пожалуй, не стоит, — решил отец Люцер. — Можете только спугнуть их. Готовьте людей, соберите все необходимое для задержания, а на улицу Кленов отправитесь в четверг вечером, ближе к ночи. Знаете, где это?

— По-моему, это западная окраина города.

— Да, это там. Страшные трущобы, — подтвердил Петр. — Не понимаю, чего это вдруг городской казначей забрался в такую глушь.

— Теперь, кажется, понятно… — заявил молчавший до этого Ян.

— Да, повезло тебе, молодец, — хлопнул Яна по плечу Иоанн. — Сможешь теорию на практике подтвердить.

Фургон остановился. Из него вышли Иоанн и Ян.

— Смотрите, далеко не лезьте, — предупредил их Петр, высунувшись из подъехавшего в этот момент второго фургона. — Проверьте только, и сразу обратно. — Ладно-ладно! — торопливо ответил Иоанн, сделав Яну знак следовать за собой.

Они двинулись по узкой, небрежно вымощенной булыжником мостовой. Хмуро темнели силуэты неказистых домов, в окнах не горел свет. Воздух здесь был пропитан ароматами помойки, размещавшейся неподалеку, на пустыре. Вечернее небо закрывали тучи, где-то выла собака.

— Мрачноватая здесь атмосфера, — шепнул Ян.

— А, ничего особенного, — скривился Иоанн. — Типичная окраина. Свечей в домах не жгут — экономят. Живут в таких кварталах обыкновенно мелкие лавочники, ростовщики и голодранцы. Народ практичный. Ежели они и начнут поклоняться дьяволу, так не без выгоды для себя…

Дома раздвинулись, и клерики вышли на небольшую площадь. В центре площади торчал заброшенный фонтан.

— Та-а-к… — протянул Иоанн. — Вроде он.

— Вот этот, что ли?

— А ты что, видишь еще хоть один такой дом?

Действительно, дом городского казначея трудно было спутать с чьим-то другим. Он был чуть ли не вдвое выше остальных построек и примерно в три раза шире их. Колонны с резными кариатидами поддерживали его крышу и одновременно украшали фасад. Забранные витыми решетками окна были темны.

— Что будем делать? — спросил Ян, когда они подошли к массивной двери.

— Сейчас увидишь, — Иоанн огляделся по сторонам.

На улице не было ни одной живой души. Тогда Иоанн взялся за дверное кольцо и несильно, но отчетливо постучал.

Яна удивили действия Иоанна, однако он еще в Гвардии привык держать язык за зубами и не перечить старшим по званию. — Хозя-а-ева! — негромко пропел Иоанн, постучав еще раз.

За дверью послышались осторожные шаги.

— Кто там? — спросил испуганный голос.

— Божьи страннички, — ласково произнес Иоанн, — монахи мы странствующие. Подайте что-нибудь, Христа ради!

— Приходите утром, — проворчал голос.

— Как же так? — удивленно сказал Иоанн. — Неужто откажете нуждающимся?

— Завтра, завтра, говорю, приходите! Нечего по ночам шляться.

— Посмотрите, что делается, люди добрые! — злобно вскричал Иоанн. Понастроили домов в три этажа, а краюхи хлеба божьим странникам подать жалко! Истинно язычники!

— Тише, не кричите, — испуганно прошептал голос из-за двери. — Сейчас открою…

Заскрежетали засовы и двери отворились. Из дома вышел одетый в ливрею человек со свечой руке. Он пытливо взглянул на клериков и сунул руку в карман.

— Вот, возьмите, и ступайте себе, — слуга протянул Иоанну монету.