Евгений Нестеренко - Тень ведьмы

— Да какой из меня священнослужитель? Я обычный убийца. И ты, между прочим, тоже.

— Я с этим не согласен… — возразил Петр.

— Ой, да брось ты! — Иоанн в сердцах отбросил деревянный меч. Единственная разница между нами, палачами, и разбойниками с большой дороги заключается в том, что мы убиваем во имя бога, палачи — во имя правосудия, а разбойники убивают с целью ограбить. Да, цели у нас разные. Но вот методы, боюсь, одинаковые… Если не худшие.

— Что ты хочешь мне доказать? — холодно спросил Петр.

— Ничего я не хочу доказать. Я лишь констатирую факт. По-моему, глупо и подло прикидываться святошами, если руки запачканы кровью. Да-да, кровью, и не имеет значения, чья это кровь — ведьмы, или же примерного прихожанина.

— В таком случае зачем же ты выбрал такую службу? Шел бы себе в проповедники.

Иоанн с досадой поморщился.

— Ты, я вижу, все никак не поймешь… Я никого не сужу, никого не порицаю. Пусть Господь решает, кто грешник, а кто праведник. Я же только говорю правду. Правду, понимаешь?

— Я-то понимаю. Но это твоя правда. Меня такая правда не устраивает. Я считаю, что следует четко проводить различие между людьми и демонами. Между ошибкой и преступлением. Между глупостью и злобой.

— Даже если результаты ошибки и преступления одинаковы?

— Да. Умышленный грех и грех случайный — две большие разницы. Умышленный грех — грех вдвойне.

— Не все ли равно дереву, кто его повалит — удар молнии, или топор дровосека?

Петр хмыкнул.

— Так недолго договориться и до того, что нет разницы между делающими благо. Пастух, мол, спасает овец от волков, выходит, он хороший. А мотивы, значит, им руководящие, не имеют значения!

— Почему бы и нет? Только Бог может бескорыстно желать людям добра и творить его. Человек же по природе своей грешен, и все его благие поступки вытекают из корысти и выгоды. Для выживания добро не менее нужно людям, чем зло.

— Так, по-твоему, и зло необходимо?

Петр хмуро посмотрел на Иоанна.

— Подумай сам, — рассудительно сказал Иоанн, — стал бы Господь позволять дьяволу творить зло, если бы в этом не было необходимости? Нет сомнений, что Бог несравненно могущественнее сатаны и при желании мог бы вообще запретить ему вмешиваться в людские дела. Но ведь этого не происходит. Значит, зло необходимо. Хотя бы для того, чтобы отличать его от добра. Кроме того, нередко бывает, что зло оборачивается добром.

Петр с сомнением покачал головой, но ничего не сказал.

— Да вот взять хотя бы нас… — продолжал Иоанн. — Мы с тобой творим зло. Не надо, не кивай, — убийство всегда зло. Это смертный грех. Но наше зло оборачивается добром для тех людей, которых мы таким образом защищаем.

— Я не считаю, что мы совершаем смертный грех, убивая ведьм, — отрезал Петр. — Наоборот, этим мы очищаем свою душу от зла.

— Ну что ж, я буду только рад, если так оно и есть… — усмехнулся Иоанн.

— Брат Петр! Брат Петр!

К Петру подбежал монах.

— Вас срочно зовет отец Люцер!

— Только меня?

— Нет, — монах перевел дыхание. — Еще было велено позвать вас, брат Иоанн, и брата Луку.

Иоанн и Петр переглянулись.

— Ну ладно, пошли, — сказал Петр.

Они быстро пересекли парк. Когда они вошли в келью отца Люцера, то увидели, что Лука уже ждет их там.

Отец Люцер выглядел обеспокоенным.

— Явились? — сказал он, оглядывая клериков. — У меня для вас плохие новости. Только что прибыл гонец с сообщением.

Отец Люцер сделал паузу.

— В Междулесье начали пропадать люди.

Охотник отдыхал. Он лежал, растянувшись, на сене и покусывал травинку. За перегородкой топталась лошадь, где-то рядом шуршали куры. На дворе был знойный полдень.

Охотник протянул руку, взял кружку с квасом. Холодная, только что из погреба. Он с наслаждением отпил, не выпуская травинки изо рта. Откинулся на сено, зажмурил глаза. Пахло лугом. Дверь сарая скрипнула.

— Отдыхаешь? — Севастьян принялся шурша сеном рыться в углу сарая.

Охотник открыл глаза.

— А ты что ищешь-то?

— Да гнезда куриные. Устроили где-то тут склад, никак найти не могу…

Севастьян некоторое время копошился, затем что-то удовлетворенно промычал и вернулся, неся шапку, доверху наполненную куриными яйцами.

— Вот они, родимые. Видал? — показал Охотнику.

Охотник равнодушно кивнул.

Севастьян не уходил. Видно, ему хотелось поговорить. Он немного потоптался на месте, а потом не выдержал.

— Сегодня разговаривал с соседом, — сообщил он. — Приехал он вчера из Каменки — за глиной ездил. Так слышь, говорит, пропадать там девки начали, прям как в том году у нас…

Охотник так и подскочил на сене. Выплюнув травинку и забыв про кружку с квасом, он спрыгнул на землю и подошел к Севастьяну.

— Да ну? — произнес он, стараясь не выдать волнения. — Верно говорит?

— Вестимо! Уж он-то врать не станет, — охотно сказал Севастьян, обрадованный интересом Охотника к разговору. — Не иначе опять упыри бесчинствовать начали.

— Почему вдруг упыри?

— А кому ж еще-то? — удивился Севастьян. — Ни с того, ни с сего пропали люди и следов никаких нет. Куда бы им деться? Упырей работа, не иначе!

— Слушай, Севастьян, а далеко ль отсюда до этой самой Каменки?

— Да не так чтобы очень… На телеге за день добраться вполне можно. Это ежели не спеша. Ну а верхом, так раза в три-четыре быстрее.

— Скажи-ка, а ты не знаешь ли случаем, есть в Каменке церковь?

— Церковь-то? Конечно, есть. Как же ей не быть? Село большое, богатое. Есть церковь.

Севастьян хитро посмотрел на Охотника.

— Ты, небось, думаешь, что ежели церковь есть, то будет кому и упырей извести? Так я тебе скажу: ерунда все это. Вон, в прошлом году приезжали к нам монахи аж из Столицы, а что толку? Поездили по округе, порасспрашивали, на том и закончилось. Да оно и понятно: что ж попы супротив такой нечисти сделают? Тут бойкие вояки нужны. Али хотя бы охотники.

Охотник усмехнулся.

— Вот ты, к примеру, мог бы упыря одолеть? — продолжал Севастьян.

— Кто ж его знает? — уклончиво ответил Охотник. — Кабы хоть раз такого зверя увидеть, тогда бы уж и говорить можно было…

— А ты попробуй. Съездил бы и вправду в Каменку. Поговорил бы с крестьянами, собрал пару-тройку лихих охотников, да и попробовали бы упырей-то выследить. Глядишь, что и получится. Подзаработал бы — там, в Каменке, заплатить есть кому.

— Да я уж как-то предпочитаю синицу в руках упырю в небе, — сострил Охотник. — На мой век медведей да волков хватит.

— Дело твое. Только…

— Послушай, Севастьян, — перебил Охотник, — а где падчерица твоя?

— Мария? А где ей быть — в саду, небось. — Ты, Севастьян, вот что… Поглядывай за ней. Да скажи, чтоб из дому сама не уходила.

— С чего бы это вдруг?

— С того, что не хочешь же ты, чтобы она так вот пропала, как, например, в той же Каменке происходит. Или так, как у вас в прошлом году было.