Клайв Баркер - Зомби

Повинуясь порыву, я позвонил в библиотеку Фенли и позвал к телефону Фостера.

— Что случилось? — спросил он после того, как я представился. — У вас взволнованный голос.

Я рассказал ему обо всем.

— Не знаю, что означает бред Пула, — подытожил я, — но он как-то связан с тем, что случилось в подвале.

— Невротические галлюцинации?

— Не думаю. Не похоже на него. Хотя, должен признать, он был сам не свой. Думаю, что-то действительно случилось. Там, в подвале. Хотя что?

— Вы хотите это выяснить. Ведь поэтому вы и позвонили мне?

Я признался, что именно так:

— Вы знаете о доме то, чего не знаю я.

— Вы имеете в виду историю? Значит, вы считаете, что вашего друга поразило что-то из прошлого дома?

— Совершенно верно. Здесь, очевидно, есть нечто, нечто столь сильное, столь могущественное, что здравые рассуждения не помогут.

— Настолько сильное, что даже крайне материалистически настроенный мужчина готов засомневаться в своих прежних убеждениях и задать вопрос: «А что, если…»?

Легкость, с которой Фостер воспринимал мои речи, заставила меня на мгновение задуматься: удивлен ли он происходящим? Или же он знал больше, чем говорит? Мне стало легче уже оттого, что с ним можно поделиться страхами, к тому же Фостер обладал обширными знаниями в данной области. Я спросил, сможет ли он после закрытия библиотеки заехать сюда.

— Буду вам крайне обязан, если сможете мне помочь. К тому же, думаю, вам это покажется небезынтересно.

Фостер рассмеялся, признаваясь, что был бы разочарован, если бы просьба о помощи не последовала.

— Мне всегда хотелось обследовать этот дом, — отвечал Фостер. — Уверен, что во многих отношениях он интересен, как никакой другой в целой стране. Меня всегда интересовала парапсихология, только возможность провести исследования в этой области не часто подворачивается.

— Вы думаете, что в этом кроется объяснение происходящему? — спросил я.

— Разве бы еще не догадались? — в свою очередь спросил Фостер таким голосом, словно знал: я догадался.

И, несмотря на бессознательное презрение к парапсихологии, я не смог этого отрицать. Внутри Дома Вязов подобные вещи вовсе не казались нереальными. Пришлось сознаться, что подобная мысль мне приходила в голову.

Потешаясь над моей скрытностью, Фостер рассмеялся вновь и сказал, что в этом случае с полной уверенностью утверждает, что дом определенно «аномален». На прощание он спросил, смогу ли я заехать за ним, потому что машины у него нет, а идти пешком до Дома Вязов порядочно. Я согласился и пообещал приехать за ним в семь вечера.

Договорившись о встрече, я вернулся к Пулу. Он пребывал в умиротворенном состоянии, пришедшем на смену бреду. Решив, что лучше всего оставить его в покое, я укрыл его одеялом и написал записку на тот случай, если он очнется до нашего с Фостером возвращения. С сознанием выполненного на данный момент долга я сел в машину. Солнце начало чуть клониться к западу, яркостью красок обогащая теплый предвечерний воздух. До встречи с Фостером у меня было три часа, которые мне хотелось провести подальше от гнетущей атмосферы дома. Чтобы воспрянуть духом, мне необходимо было впитать в себя живительную силу здоровой сельской местности с ее деревьями, папоротниками и изгородями. Выехав на дорогу, я бесцельно катался между типичными для окрестностей Фенли округлыми холмами и долинами с сонными реками, лесами и полянами, маленькими сельскими домиками из местного камня и высокими церковными шпилями, видневшимися вдали. Здешние окрестности славятся спокойствием и мягкой красотой. Именно в таком отвлечении внимания я нуждался и всецело предался наслаждению местными достопримечательностями. И все же я не позволил себе забыть то, что случилось, и по пути раздумывал над этим. Не забвение было моей целью, а ощущение свободы, освобождения от болезненной атмосферы дома, в чем я остро нуждался.

В семь я приехал на окраину Фенли к Фостеру, который жил в небольшом коттедже со ставнями, среди шелестящих рододендронов. Хозяин сам открыл мне дверь и провел в кабинет. Когда мои глаза привыкли к царившему в помещении мягкому полумраку в коричневатых тонах, я огляделся вокруг. Почти всю комнату занимала пара кресел по обе стороны от видавшего виды газового камина, стол палисандрового дерева у стены, возле окна, с бюстом Гёте, письменный стол со скругленными углами. Судя по резному орнаменту на потемневшем дереве, к Фостеру он перешел в наследство от предка, служившего в индийской колонии. С этой монументальной реликвии мой взгляд перебегал на другие предметы, находившиеся в кабинете, по которым я пытался оценить характер своего нового знакомого. Вдоль стен стояли застекленные шкафы с китайскими орнаментами, бюстиками, статуэтками и старинными вещицами. Когда мы обменялись рукопожатием, я с любопытством просмотрел корешки книг на аккуратных рядах книжных полок, висевших на стене.

— Вижу, вы неплохо подкованы в области сверхъестественного, — заметил я, обращая внимание на труд сэра Оливера Лоджа «Выживание человека», «Тайную доктрину» мадам Блаватской и «Справочник по демонологии Кромптона», изданный Николаем Кафре, стоящие среди других книг подобного рода.

На секунду меня одолели сомнения. С одной стороны, подборка книг говорила о глубоком знании оккультизма, а с другой — о странностях и чудаковатости хозяина. Но серьезность умного аскетического лица Фостера развеяла мои сомнения.

— Не ожидал увидеть вас снова так скоро, — проговорил Фостер, усмехаясь интересу, с которым я разглядывал книги. — Как не ждал и столь интригующих новостей. — Хозяин предложил мне сесть в кресло. — Вы упоминали о том, что в подвале мельком видели фигуру, — начал он, раскуривая трубку. — Можете описать, какова она из себя?

— Едва ли, — признался я. — Если там на самом деле был кто-то, а это не игра воображения, то я созерцал видение лишь мгновение. Этого времени едва ли хватит на то, чтобы вообще заметить что-то, но я могу сказать, что фигура была среднего роста, бледная. И худая. Очень худая.

Фостер кивнул. Сказал, глядя на меня:

— Не думаю, что вам доводилось слышать местную легенду о призраке, который бродит около Дома Вязов. Быть может, мельком видели вы как раз его. Считается, что он худой и бледный — опустошенное существо, крадущееся между деревьев. Мне кажется, что Эллиотт О'Доннелл в одной из книг писал как раз про этого призрака, но точно не припомню в какой.

— Известно ли, почему он там бродит? — спросил я.

— Мне думается, что он имеет отношение к аббатству и самому аббату, останки которого столь таинственно исчезли целую вечность тому назад. «Exurgent mortui et ad me veniunt!» — «Восстаньте, мертвые, и придите ко мне!» — сказал он. Возможно, он знал, что вернется. Пожалуй, что так. Каким-то образом с помощью дьявольской магии, богохульных и порочных практик самому аббату или же его приспешникам удалось вдохнуть подобие жизни в его труп. Знаю, звучит это неправдоподобно, но поговаривают о швах на теле этого призрака.