Юрий Кемист - Три выбора

Лукавый, возникший над правым моим плечом, деловито предложил «ещё одну чашечку чудесного кофе» из какой-нибудь экзотической коллекционной чашки (благо выбор чистых ещё сохранялся большой) и намекнул, что и пенковые трубки бывают хороши под терпкий кофейный аромат. Но я твердо сказал ему «Нет!» и решительно нажал кнопку выключения компьютера.

Потом я «взвел» все имеющиеся в доме будильники, добавил к этой команде и свой мобильник и решительно отправился спать.

Глава 22

…Я очнулся от того, что Самвел мягко тронул меня за плечо и сказал:

– Поехали, Георгий Евгеньевич? Елена Никоновна уже вернулась!

Мой внутренний оператор в «ускоренном режиме» проводил подключение всех необходимых мыслительных блоков к реальности.

Прежде всего – «объективка». Про цвета флага уже не надо, а вот ближайшее прошлое – кратко но емко, пожалуйста!

Итак, я пил свой утренний кофе. А дальше – звонок по мобильному – машина у подъезда. Приветствие Елены Никоновны, Пегего и Самвела. Поехали в банк. По дороге сморило – все-таки ночь перед экраном дала себя знать! Они оставили меня отдыхать в машине с Самвелом (тоже, похоже, недолго сегодня ночью спал – но, я так думаю, по другой причине!), а сами пошли в банк. Не было их часа полтора. И мы с Самвелом «нарушили режим» по полной программе! Теперь вернулись. И мне нужно начинать работать, то есть «посматривать» вокруг – бумага у Пегего серьезная…

Прежде всего, надо узнать – все ли в порядке. И я спрашиваю, обернувшись на заднее сидение:

– Простите Елена Никоновна – плохо сегодня спал, вот и сморило! Ну, как там в банке?

Елена Никоновна взглянула на сидевшего с ней рядом Пегего и сказала:

– Да все нормально, Георгий Евгеньевич!

Поворачиваюсь к Пегему:

– Красивая бумага, Петр Гейдарович?

Пегей равнодушно пожимает плечами:

– Да ничего особенного… Приедем – сами посмотрите. Но приятнее будет, когда эта бумажка «заколосится» блестящими «мандаринами» – или кто там у них в Азии теперь в почете, президенты? – на наших индивидуальных огородах. И листиков у этих фруктов пусть будет намного больше трёх… Вы ведь и в этом месяце сумели бы посчитать больше, чем до трех, Елена Никоновна? – спросил он «со значением», поворачиваясь к Елене Никоновне.

Она вздохнула и ответила:

– Я, Петр Гейдарович, много чего умею. И «считать» умею, и «не считать» умею, и говорить могу, но и помалкивать тоже!

И она также «со значением» молча посмотрела на Пегего и, сочтя, что он должен был понять ее «правильно», сказала:

– Поехали, Самвел!

Самвел хитро подмигнул мне, как бы говоря: «Все ясно! Не зря они вас с собой не взяли! Был у них секретный пункт – шеф таки решил еще раз в этом месяце нас „стимулировать“ и в честь начала фартового дела будет ещё одна зарплата!».

Я против такой трактовки ничего не имел, но и не особо в нее верил – мало ли на что нужны были шефу деньги! И я своей ответной мимикой постарался показать Самвелу, что «Вашей версии событий я не приемлю»…

…По возвращении в «контору» выяснилось, что шеф должен срочно уезжать «по делам» (как шепнула мне Белла Борисовна – «тут святое – в Черномории тоже налоги платить нужно!»). «Хорошо, что Самвел выспался, – подумал я, – а то ведь сейчас на дорогах самый пик!». Порученец из «Росценка» вызван на вечер, а пока мне было велено подготовить весь пакет документов и положить их в красную папку ему на стол.

Я распечатал на новом лазерном принтере последний вариант Договора, заменив цифру в 30000000 рублей на 21000000. Это стало возможным после того, как Илья уговорил Тамару Николаевну снизить сумму предоплаты, а мы с Сережей договорились в Рязани об отправке бензина в Магнитоград.

Наконец, я забрал у Пегего аккредитив (действительно вполне обыкновенная бумажка, не стоила бы она наших хлопот, если бы не стоящая там сумма), сложил все это в папку и положил в сейф Елены Никоновны. Такой набор документов не может валяться у меня на столе до возвращения шефа!

Он вернулся в отменном настроении в половине пятого. Встреча с «Росценком» была назначена на пять. Ефим Семенович забрал у Елены Никоновны папку, что-то доверительно сказал ей «на ушко», и направился в свой кабинет.

Через пять минут из динамика раздался его благодушный голос:

– Георгий Евгеньевич, зайдите!

Вечерний морок

– Что это, Георгий Евгеньевич? Откуда здесь эти стихи про звон колоколов? Где текст Договора и Аккредитив!? Куда пропала эта «бумажка» стоимостью двадцать один миллион?? До сих пор я был хозяином в этом кабинете! И все, что здесь появлялось и делалось, было обусловлено только моей волей!

Он резко закрыл папку. Возникший при этом порыв воздуха выхватил из нее какой-то листок, который кругами стал планировать на пол.

Ефим Семенович, побледнев, начал оседать, валясь на бок…

Я успел подскочить вовремя и усадить Ефима Семеновича в его кресло. Подобрав упавший листок я прочел текст:

Раскрыл папку. Там лежало несколько листочков текста Договора и сверху – аккредитив на 21000000 рублей. Тот самый, взятый сегодня утром из нашего банка.

– Ефим Семенович! Если вы боитесь увидеть в темноте черную кошку, постарайтесь не отягощать страха мыслями о тигрице. И уж совсем не следует даже вспоминать о суккубе! Страхи материализуются – вы боялись увидеть папку пустой, пустой она и была в ваших руках…

Утренний морок

Давид Ильич был хмур и как-то неестественно прям, сидя на краешке сиденья своего любимого кресла перед рабочим столом, стоящим у дальней стены его обширного кабинета.

Справа от него, за широким окном, раскинулась осенняя панорама Мошквы-реки с фигурками мужественно мокнущих на набережной рыбаков, одетых в зекрые армейские непромокаемые плащи. Невидимое из-за плотной облачности солнце все же достаточно освещало эти живые статуи и выявляло контраст силуэта чугунной решетки с цепочкой высаженных вдоль нее деревьев, и тусклой, с ртутным металлическим блеском, воды. Зеркало водной глади было исщеблено рябью дождевых капель, на фоне которой фигурки упрямых неподвижных рыбаков смотрелись очень живописно.