Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека

Дойл упал в кресло. Суинберн прочел письмо, принесенное бегунком:

«Как только вы вышли из Бедлама, мисс Найтингейл связалась со мной. Я всё понял. Благодарю вас, сэр Ричард, я у вас в долгу! Если вам потребуется помощь, все мои отнюдь не малые ресурсы — в вашем распоряжении. Меня можно найти на энергостанции Бэттерси. [151] В реальной истории Изамбард Кингдом Брюнель умер за 70 лет до начала строительства этой энергостанции. Также см. приложение.

— Старый враг может стать новым другом, — прошептал поэт, приподняв брови. Потом он взял графин с бренди из бюро Бёртона, присоединился к Дойлу, и они принялись опустошать его вдвоем. Спенсер пить не стал, чувствуя, что обязан остаться трезвым и запомнить любую полезную информацию, которую Суинберн сумеет извлечь из Дойла. Напротив, помощник Бёртона горел желанием доказать гостю, совсем не осознающему себя пленником, что он находится среди друзей и может говорить совершенно свободно, а потому стал пить наравне с «развратником».

Последующий разговор, если его можно так назвать, с точки зрения Спенсера оказался тарабарщиной. Нимало не заботясь о том, что пьянствует с мальчишкой, Дойл потчевал «малыша» «фактами» о феях. Он говорил невнятно, часто запинаясь и глядя в никуда с отсутствующим выражением лица:

— С-смотри. Они вы-выби-выбирают человека… ну, как вы-выбрали меня… а потом начинают с ним ба-баловаться. Игра в прятки, ей-богу: ты их ж-ждешь… ни хрена… потом от-отвлекаешься и… ик!.. они появляются и ш-шепчут, когда тебе не надо. Да-а, это не те маленькие феечки, которых я ри-рисую для детских книг… ну, ты знаешь. Нет, даже близко. Я-то рисую их такими, чтобы п-продать. — Он охнул, глотнул из стакана и пробормотал: — Пропади они… ик!.. пропадом!

— Но откуда они приходят, мистер Дойл? Что они хотят? Почему мучают вас? Как они выглядят? Они могут говорить? У них есть разум?

— Ох, парень, давай по одному во-вопросу за раз! Это эф-эфирные твари, и они цепляются за мое ас-астр-астральное тело, пока я ра-разделяю эм-эма-эманации.

Суинберн начал было что-то говорить, но Спенсер встрял раньше:

— Разделяю эманации? Это еще что, черт побери?

Дойл осушил стакан, рыгнул, вытер рот рукавом и протянул пустой стакан Суинберну. Его руки тряслись. Суинберн прицелился и налил бренди, пролив половину на стол.

— «Ра-развратники» хотят построить лучшее об-общество… но никто не слушает нас, верно? Никто не во-воспринимает нас всерьез. Ты видал н-наши листовки?

— На стенах и столбах, — кивнул Суинберн и процитировал: — «Нам плевать на ваши идеалы. Мы презираем социальный порядок, который вы пытаетесь увековечить. Мы не уважаем… ик!.. взгляды наших вождей, и не руководствуемся ими. Мы думаем и действуем наперекор общественному мнению. Мы смеемся над вашими догмами. Мы презираем ваши законы. Мы — анархия. Мы — хаос. Мы — личности. Мы — „развратники“».

— Вздор! — прокудахтала Покс с плеча Спенсера.

— Да-а, только бесполезная трата добрых ч-чернил. И наш новый предводитель… — Внезапно Дойл замолчал. Его глаза остекленели, стакан выпал из руки, бренди вылилось на колени, и он повалился ничком.

— Вот досада, — пропищал Суинберн, — надо же было этому чертову алкашу отключиться именно в тот момент, когда он только начал говорить что-то интересное!

— Да, парень, похоже на то, — заметил Спенсер. — Теперь он не продерет глаза до завтра, помяни мое слово! Ну, и что нам с ним делать?

— Давай отнесем прохвоста наверх, в спальню для гостей, и положим на диван. Я буду спать на кровати рядом. А ты можешь устроиться здесь, в кресле, если оно не слишком неудобно тебе.

— Я спал в стольких чертовых дверных проемах, что это кресло для меня верх роскоши!

— Моя сладкая конфетка! — прошелестела Покс. Суинберн встал и какое-то время стоял, покачиваясь из стороны в сторону. Потом он неуверенно шагнул.

— Что за чертовщина все эти феи, как ты думаешь, Герберт?

— Что б я пропал, если понимаю!

В полночь Алджернон Суинберн лежал в кровати и глядел в потолок спальни для гостей: его горло горело, и он страстно желал избавиться от резкого привкуса бренди. Он хотел заснуть, но не мог; комната медленно вращалась вокруг него. Он чувствовал себя очень странно — совсем не так, как после обычной пьянки. Всё началось тогда, когда Бёртон загипнотизировал его. Однако сегодня ночью он почувствовал что-то еще более странное. Поэт беспокойно задвигался. Распростертый на диване Дойл дышал глубоко и ритмично: с таким звуком волны накатывают на пляжную гальку. Дневное тепло покидало дом: доски пола тихо скрипели и что-то шептали, мягко постукивали оконные рамы, негромко стонали стропила.

— Чертов шум! — пробормотал Суинберн. Издали донеслись слабый гул винтокорабля и приглушенное полицейское предостережение. — И ты заткнись, тоже!

Он спросил себя, какой урон нанес бунт. Огромное количество поджогов, разрушенных домов и памятников. Ну, конечно, драки и убийства тоже…

— Лондон, — прошептал он. — Бастион цивилизации.

Невозможно поверить, что возвращение предполагаемого наследника могло вызвать такой хаос. Он посмотрел в занавешенное окно.

— Что это? — Он услышал слабый, едва различимый стук. — Нет, не болтун, совершенно точно. Если, конечно, он не замотал клюв ватой. — Стук повторился. — Боже мой, что со мной происходит? Я по-настоящему нервничаю! — Тук, тук, тук. — Улетай!

Суинберну показалось, что, кроме него и Дойла, в комнате есть кто-то еще. Его это не испугало — поэт не знал, что такое страх, — но определенно встревожило, а он знал, что не заснет, пока не столкнется с незнакомцем лицом к лицу.

— Кто там? — негромко спросил он темноту. — Вы за занавеской? Если так, то предупреждаю: я не люблю дешевых мелодрам!

Тук, тук. Он вздохнул, отбросил одеяло, сел и сунул ноги в арабские тапки, которые позаимствовал в комнате Бёртона и которые были ему велики. Потом он встал, завернулся в халат, который взял со стула, пошаркал к окну и рывком отдернул занавеску. По окну стлались струи пара и дыма, подсвеченные уличными лампами.

— Неужели еще не прояснилось? — пробормотал поэт. — Этому городу нужен хороший порыв ветра. Ой! Что это? — Дым уплотнился, образовав фигуру. — Призрак? Здесь? Черт побери, что происходит? — Он приподнял раму и высунулся из окна. — Что это значит? Пошел прочь, придурок: я сыт призраками по горло — иди надоедай кому-нибудь другому! Я пытаюсь заснуть… Нет, погоди! Погоди!.. Что?.. Не может быть! Это… это ты, Ричард? — Призрачная фигура, сгустившая в нескольких дюймах от него, несомненно принадлежала сэру Ричарду Фрэнсису Бёртону. — Нет! — крикнул поэт. — Ты не можешь умереть! Не можешь!