Григорий Симанович - Аполлоша

– Да я б чесал и чесал с этой биржи. Кому же охота себе кран перекрывать?! Только вот пропала интуиция в одночасье, как корова языком слизнула. Сижу и не понимаю, какие акции брать. Взял наугад какие-то, а они – вниз. Ждал-ждал, а они все ниже. Два дня ждал, покуда вернутся котировки, плюнул, продал с убытком. А до этого десять минут – и прибыль, десять минут – и прибыль. Вот и решил завязать.

– Что ж, Игнатий Васильевич, очень жаль. Я надеялся, что мы поймем друг друга. А вы меня за козла держите. Сказки рассказываете, туфту гоните. Контору нашу обижаете. Жаль.

Он встал и вышел, закрыв замок. Игната бросило в жар: все шло, как он предвидел. Первый ход сделан, кошмар приблизился. Надо делать второй. Игнат рассудил:

«Может, сверхинтуицией один из миллиарда людей обладает. А вот контакт с бронзовой статуэткой бугай этот воспримет как откровенное издевательство. Правда опасней вымысла. Лучше сразу третий ход: молчание. Или стоять на своем. Один хрен – замучают. Пропал!»

Дверь отворилась. Вошли здоровяк Руслан и его лопоухий напарник тоже в маске. Здоровяк скрутил Игнату руки за спиной, лопоухий защелкнул наручники.

– Я же говорил, Игнатий Васильевич, – мы на службе. У нас задание конторы. И мы выполним, чего бы это нам и вамни стоило. Еще раз предлагаю: все начистоту. Мирно, без боли и слез… Как вы это делаете?

– Я клянусь, сказал правду. Мне врать не за чем. Жизнь дороже денег. А мне сдается, что вы собираетесь меня замучить до смерти.

Игнат обреченно замолчал. Все его существо приготовилось к истязаниям. И правильно. Лопоухий вышел и тотчас вернулся с набором длинных иголок.

– Тебе еще до смерти далеко, – уже совсем другим тоном, злобно и язвительно произнес Руслан. – Ты еще узнаешь, чего натерпелись наши деды в застенках гестапо. – И скомандовал: – Давай!

Этого истошного крика и многих последующих не услышал никто. Еще бы: подвал заброшенной егерской сторожки в сорока трех километрах на восток от города, в лесу, в двух километрах от Егорьевского шоссе, в ста метрах от неширокой просеки, по которой не проехать из-за колдобин и ям. Впрочем, для внедорожника – нормально.

Костик пришел ровно в семь. К этому часу Нагибин успел порасспросить Георгия Арнольдовича о некоторых упущенных деталях.

Гость замер на пороге комнаты, увидев постороннего.

– Проходи, садись, не стесняйся. – Гоша подтолкнул его к дивану, сам сел рядом. – Это Сергей Александрович Нагибин, частный сыщик. У нас беда: Игнатий Васильевич пропал. Можешь говорить при нем не стесняясь. Сергей Александрович в курсе всех наших дел по бирже.

Утист ошарашил фразой, произнесенной как-то очень просто и буднично.

– Костик догадывается, почему пропал Игнатий Васильевич.

Мужчины уставились на него в крайнем изумлении. Костик извлек из кармана фотографию и вручил Гоше. У того аж дыхание перехватило и челюсть отвисла. Он потрясенно протянул сыщику фото, словно именно он, а не этот молодой человек, должен объяснить, откуда фото взялось вообще и у Костика в частности.

– Ты… Откуда?.. Что это, Костик? – Гоша попытался придать вопросу интонацию праздного удивления, но вышло крайне фальшиво.

– Костик давно понял, что вам с Игнатием Васильевичем кто-то помогает. Или что-то… запредельное. С научной точки зрения, по теории вероятностей, такая игра невозможна. Костик не стал бы задавать вопросы. Костику все равно, ему нужны деньги, чтобы жениться, завести семью, помогать маме. Но игра закончилась. Костик получил деньги, но это очень мало, он уже все потратил, ему нужно еще. Костик не сам узнал и не делал фотосъемку. Это сделала Любовь Андреевна. Она случайно увидела статуэтку в шкафу у Игнатия Васильевича. Она как-то догадалась и приехала ко мне, чтобы мы вместе…

Тут Костик замялся.

– Что вместе? – Нагибин приступил к работе.

– Чтобы вместе предложить… попросить… принять нас в команду, как раньше.

– Не вижу связи, – сказал Нагибин. – Почему ваша находка, ваша догадка должна побудить Игнатия Васильевича и Георгия Арнольдовича вернуть вас в игру?

Костик опустил голову и молчал.

– Я отвечу за вас, Константин. Вы сговорились шантажировать ваших работодателей. Мол, не возьмете назад – расскажем миру про чудесную статуэтку – так?

Костик покраснел и продолжал молча смотреть в пол.

– Почему же она не приехала с вами? Передумала?

– Костик не понимает. Она могла сказать Костику, что передумала. А она…

– Что?

– Она делает вид, что ничего не помнит. Про то, что приезжала к Костику, про фото, про экстрасенса-женщину, про ее мужа…

– Стоп, юноша, стоп! Вот здесь подробней, пожалуйста.

Костик нехотя поведал про визит к нему Любови Андреевны, подтвердил их намерения, в деталях воспроизвел ее рассказ о посещении Анны Вагановны. С ее слов он описал реакцию экстрасенса, поведение ее мужа Ашота – словом, все, что услышал от Любаши.

– И она говорит вам, что ничего этого не помнит? Когда вы общались?

– Вчера утром по телефону. Коротко… Она сделала вид, что ничего не было. И тогда Костик решил к ней заехать. Костику захотелось посмотреть ей в глаза, и он днем заехал. Любовь Андреевна ничего не помнит. Или она претворяется. Все, что было недавно, – не помнит. Фото Костик ей показал – не помнит, что это и откуда. Ведет себя нормально, улыбается. Поила чаем, кормила бутербродами.

– А вы напомнили ей все?

– Нет, Костик подумал, что это глупо, если она играет в такую игру. Если у нее провал в памяти, тогда тоже глупо. Костик решил сам поговорить. Вот и приехал. Костик понимает, что поступил очень плохо. Он извиняется, он не просит вернуться в игру. Но теперь все равно невозможно без Игнатия Васильевича. Костику очень жалко Игнатия Васильевича. Вы его найдете? Может быть, он сам вернется?

Нагибин про себя отметил, что у этого юноши по прозвищу Утист непросто обнаружить признаки болезни, если не знать о ней и не удивляться этой редкой аномалии «о себе в третьем лице». Но как не удивляться да и привыкнуть было трудно. А вообще юноша рассудителен, логичен, откровенен до простодушия, проявляет чувство вины.

И, конечно, оценив логику Костика, Сергей Нагибин отбросил оба его предположения.

Гоша в свою очередь наблюдал, как юноша волнуется. Лоб покрылся испариной, щеки зарделись, руки суетливо искали себе место. Это было нехарактерно для него абсолютно. Утист полез в карман и достал вместе с платком две связки ключей, по два на каждой. Гоша тотчас узнал свои и Игнатовы.

– Вот, Костик принес вернуть, мама уже не сможет вам помогать, возьмите, – промокая лоб, сказал он. – И еще у Костика один вопрос: Игнатия Васильевича обокрали?