Марк Вернхэм - Мертвые не молчат

— Ox, Рег… — говорит Клэр.

Я не могу понять, то ли она очень заинтересована, то ли, наоборот, разочарована.

— Кто это, Рег? — спрашиваю я, перебивая ее.

Рег смотрит на меня и снова улыбается, и он произносит имя, которое, как я уже знаю, он сейчас произнесет:

— Его зовут Мартин Мартин. Его царство не в этом мире. Его царство — из другого мира. Он родился, чтобы объявить всю правду, и все, кто на стороне правды, хотят его слушать. А ты на стороне правды, Норфолк?

Я оглядываю комнату. Все они не отрываясь смотрят на Рега, будто их мозги закоротило и они способны лишь на глупые улыбки. Очень похоже на то, как иногда по телевизору вдруг замирает изображение, и на пару секунд лица всех участников шоу выглядят как лица настоящих сумасшедших.

— Норфолк, тебе совсем не обязательно… — начинает было Клэр. Но я же хочу казаться тем, кто на нужной стороне, так ведь?

— Да, Рег, я на стороне правды! — восклицаю я с энтузиазмом.

Рег улыбается. Когда он говорит о Мартине Мартине, в его глазах вспыхивает какой-то огонек. Из-за этого он становится похож на робота из мультиков, а его голос вдруг становится глубоким и каким-то сочным, что ли.

— Рег, — говорит Клэр, — может быть сейчас не самое лучшее время обсуждать это?

— Мартин Мартин, Норфолк, был простым человеком. Как ты и я, — говорит Рег, не обращая внимания на Клэр и вновь глядя прямо на меня. Но, судя по выражению его лица и выражению лиц всех остальных членов его кружка, говорит он для всех присутствующих. И даже не только для всех присутствующих в этой комнате, но для всех жителей Лондона или всей Англии. Или, может, даже для всех людей во всем мире. — Но он был проповедником правды для всего человечества. За это его преследовало правительство, и в конце концов оно убило его. Его убило правительство, которому правда не нужна, правительство, чья власть зиждется на лжи и дезинформации.

— Рег, кто такой Мартин Мартин? — спрашиваю я. Этот вопрос сам собой слетает с моих губ.

Рег не отвечает мне. Он встает и кладет руку мне на голову. Такое ощущение, что он замыкает электрическую цепь. Он смотрит в потолок.

— Мартин Мартин, — говорит Рег опять громким и зычным голосом, будто он обращается к целому миру или, но крайней мере, будто он выступает с трибуны. — Мартин Мартин, — повторяет он, — мы заклинаем тебя, мы твои слуги. Мы сделаем все, что ты велишь. Пожалуйста, приди к нам.

Вдруг я чувствую холод, будто кто-то открыл окно в комнате. От этого меня бросает в дрожь, и я оборачиваюсь. Окно закрыто, но мне все равно ужасно холодно. В окне никого нет. Конечно нет. Только я здесь шпионю за всеми. Поэтому я закрываю глаза и начинаю думать о Мартине Мартине. Я мало что о нем знаю. Все, что мне известно, написано на тех листках бумаги.

Мои глаза закрыты, a Рег снова и снова пытается вызвать Мартина Мартина («Пожалуйста, приди к нам, укажи нам путь, научи нас, как обрести этот человеческий дар… и так далее и тому подобное…»). И тут у меня начинается настоящий «приход». Я чувствую, что засыпаю. В комнате горит всего одна или две лампочки, поэтому здесь почти темно. Причитания Рега и теплая рука Клэр, которая крепко держит мою, меня вроде как успокаивают. Голова начинает кружиться из-за принятой капсулы «бориса». Но тут я чувствую, что, закрыв глаза, уже не могу их открыть. И у меня появляется такое ощущение, что я вроде уже даже вижу слова Рега, кружащиеся вокруг, как полоски светящейся дымки, кружащиеся по комнате все быстрее и быстрее, а потом собирающиеся вместе и превращающиеся в офигенно здоровый шар, шар из светящихся слов вокруг моей головы. Голос Рега превращается в какой-то отдаленный пульсирующий гул, а шар из слов становится все плотнее и плотнее и тоже начинает пульсировать в такт звукам голоса Рега. Очень похоже на гребаную шишку на моей голове от всех этих ударов бутылкой и об стол в кафе — она тоже пульсирует в такт с ударами моего сердца, переполняясь кровью, которая стремится вырваться наружу. Я чувствую себя так, будто мои мозги хотят выплеснуться из головы, как какой-то гребаный вулкан, доверху переполненный офигенно горячей лавой. Мне хочется сдавить голову, сдавить крепко-крепко, чтобы ее внутренности разорвали череп и залили собой всю комнату, сняв наконец это ужасное давление там, внутри. Я хватаюсь за голову и начинаю ее сжимать и, кажется, стонать, причитая что-то типа: «Ох! Ох!»

А потом начинается что-то, блин, совершенно непонятное и неестественное, как какой-то гребаный сеанс Вуду. Я вдруг понимаю, что вижу Мартина Мартина! Я вижу ММ прямо здесь, в комнате. Будто он ниже меня и в то же время прямо передо мной. Будто я парю над его головой! И то, что я вижу, не похоже на изображение на экране — это как полномасштабная цветная объемная проекция. Типа голограммы. У меня такое ощущение, что я вылетел из этого мира и влетел в мир ММ, и теперь вижу его и даже чувствую его запахи и, кажется, осязаю. Моя пульсирующая от боли голова вся горит, а глаза наполовину закрыты. Все это очень похоже на утренние ощущения, когда только-только начинаешь приходить в себя после самой сумасшедшей ночи у «Звездных сучек», полной «дури» и самого жесткого секса. В общем — когда в мозгах полная неразбериха и ты совсем ни хрена не соображаешь.

Дальше написано, как все это было. Офигенно круто, между прочим. Так что, на хрен, советую прочитать повнимательнее!

Я вижу вроде как открытое окно, и будто я парю снаружи или даже летаю. А может, плыву, как какая-то гребаная подводная водоросль, медленно покачиваясь в огромном-огромном океане. Я вижу, что происходит за этим окном. Я вижу Мартина Мартина. Вон он, в натуральную, так сказать, величину. Как живой. Я вижу его приятеля Дэвлина Уильямса. Я знаю, что это они. Это, блин, именно они — они сходят, как живые, с тех самых страниц, которые мне подсунули под входную дверь. Каким-то образом я знаю, что это именно то, что я сейчас вижу, я уверен в этом. Это знание просто существует в моем гребаном мозгу. Я вижу телевизионную студию. В ней сидят зрители — в основном это все какие-то старики. Я вижу все эти здоровенные телекамеры, двигающиеся по студии вверх-вниз и ездящие по полу, будто они танцуют. Я вижу прожекторы на потолке, висящие на металлических штангах и заливающие все невыносимо ярким светом. Я слышу голоса и даже вижу, как говорит Мартин Мартин. Он стоит перед зрителями, разговаривая с ними. Его снимают эти самые камеры. А рядом с одной из камер стоит Дэвлин Уильямс. У него на голове пара наушников, а к этим наушникам прикреплен маленький микрофон, который торчит прямо у губ Дэвлина Уильямса.

И тут окно просто тает, растворяется в воздухе, и я, медленно кувыркаясь, влетаю в студию. Причем меня никто не замечает, будто я какая-то муха или пылинка. В общем, с ума, на хрен, можно сойти, да?