Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников

Судья Спиридонов вел себя на удивление либерально и хоть стучал молотком, когда «голубые» хихикали и кричали обидное генералу, хоть грозился очистить зал, но так никого и не выгнал. Репортеры строчили в блокнотах, совали микрофоны на шестах, операторы снимали, публика гудела и шепталась, станичники, глядя на снимки с Бабаевым, громко восхищались: «Ай, молодца! Казак лихой, орел степной!», – и только эксперты хранили важное молчание. Наступил драматический момент, когда присяжным предъявили для осмотра комбинезон Погромского. Пересчитав дырки, пощупав лампасы, они посовещались с минуту, затем председательствующий спросил:

– Погоны где? На фотографиях видно, что погоны были. Золотые, генеральские!

– Нет погонов, – ответил один из юристов Погромского. – Остались на месте схватки и исчезли.

– Исчезли, значит. – Председатель нахмурился и со значением поглядел на судью Спиридонова. – Прошу занести в протокол: офицер, уволенный с правом ношения формы, остался без погон. Бросил их где-то в пыли майдана.

– Занесите. – Судья кивнул секретарю. – У присяжных есть вопросы? Предложения? Нет? Тогда выслушаем обвинение и защиту. Потише, граждане! Прекратить разговоры и смех! – Он грохнул молотком. – Еще слово, и я прикажу очистить помещение!

Но шепот и смешки не прекращались, сопровождая выступление юристов генерала. Присяжные слушали их с каменными лицами, судья Спиридонов откровенно скучал, а Бабаев пытался припомнить, куда же делись генеральские погоны, добыча его клинка. Вроде бы и правда брошены в пыли майдана… Что до Пензер-Янковского, тот внимал речам соперников с таким благодушным выражением, словно те подносили ему финики в меду. Круглые щечки адвоката лоснились, глаза сияли неподдельным интересом, на полных губах блуждала улыбка, и временами он поглаживал свой портфель с такой нежностью, будто не свиная кожа то была, а локоток Елены Амораловой, которая знает о сексе абсолютно все.

Наконец пришла его очередь блестнуть красноречием. ПензерЯнковский встал, бросил взгляд на публику, присяжных и судью Спиридонова и вмиг преобразился. От благодушия не осталось и следа; теперь это был орел и лев в одном лице. Его ноздри раздулись, губы сделались тоньше и приобрели язвительный изгиб, в глазах вспыхнул грозный огонь, и казалось, что рост адвоката увеличился на тридцать сантиметров – может быть, даже на сорок или пятьдесят. Он заговорил, и громовые раскаты наполнили зал, перетекли в коридор и эхом отдались на улице.

Речь его длилась около часа. Он расправился с Погромским в лучших заокеанских традициях – вымазал в дегте, вывалял в перьях и подготовил для линчевания. Все генеральские грехи явились миру, и каждый из них был омерзительным: вымогательство и пьянство, ложь и трусость, некомпетентность, присвоение наград, развратные действия и низкий моральный облик. Пензер-Янковский топтал его то с одной стороны, то с другой, живописуя, как ротный командир Погромский вылавливал мясо из солдатского котла, как, дослужившись до полковника, третировал дельных офицеров и продвигал своих собутыльников, как, пользуясь связями и грыжей, будто бы приобретенной на боевом посту, добился перевода в Генеральный штаб, как списал дюжину танков и продал их в Иран, как подделал документы на орден Богдана Хмельницкого первой степени, как, уже выйдя в отставку и обосновавшись в Думе, выдавал себя за боевого генерала, радеющего о народном благе, а в это время капали ему иудины сребренники от олигархов. Про близкое знакомство и родство Погромского с Бурмистровым не поминалось, зато про медсестричек и врачих, телефонисток и шифровальщиц, которых генерал склонил к сожительству, было изложено во всех подробностях, включая позы, способы и заявления потерпевших, а также размер отступных. Перепортил генерал не меньше роты девушек, и присяжные, среди которых были дамы, возмущенно загудели. Но адвокат на этом не закончил, а перешел к разжиганию национальной розни как мотиву для событий в Белореченской. Он даже высказал крамольную мысль, что евреи, армяне, цыгане и прочие инородцы – если даже считать, что произошли они от обезьян другого сорта, – все-таки граждане, как записано в Конституции.

Пензер-Янковский закончил под гром оваций и выкрики геев: «К стенке мерзавца! На эшафот и гильотину! Колесовать! Четвертовать, и в Магадан!» Генерал побледнел, присяжные зашумели, репортеры, вытащив мобильники, стали названивать в газеты, а судья Спиридонов грохнул по столу молотком и в очередной раз пообещал удалить посторонних. Затем сказал:

– Блестящая речь, адвокат. Не сомневаюсь, что она войдет в учебники юриспруденции. Однако вернемся к нашим орехам. Дуэль была?

– Была, – подтвердил Пензер-Янковский.

– Инициатор – ваш подзащитный?

– Не отрицаю, ваша честь.

– И он использовал саблю, так? Холодное оружие, запрещенное Дуэльным Кодексом?

– Холодное, но не саблю, – с ласковой улыбкой сообщил адвокат. – Это оружие не упомянуто в запретительном списке. А что не запрещено, то разрешено.

– Профанация! Подтасовка фактов! – завопили юристы Погромского, но Пензер-Янковский их не слушал, а беседовал с судьей.

– Позвольте заслушать экспертов, ваша честь?

– Позволяю. Кто там у нас?

– Профессор Китанин из МГУ, профессор Полозов, хранитель Оружейной палаты, и доктор исторических наук Забугор-Повала, автор монографии «Ледовое побоище». Все – специалисты по холодному оружию. Прошу, господа!

Эксперты неторопливо поднялись и вышли к судейскому столу. Полозов развернул плакат с чертежами сабли, катаны, римского меча и других клинков, изобретенных в восточных и западных странах, а ЗабугорПовала вытащил из ножен нечто длинное, серебристое и слегка изогнутое на конце.

– Это, ваша честь и господа присяжные заседатели, турецкий ятаган, использованный моим подзащитным, – молвил Пензер-Янковский. – Не сабля, не палаш и не иное запретное орудие, о чем сейчас поведают эксперты.

И эксперты поведали, в два счета доказав, что ятаган – это ятаган, а не сабля, не верблюд и не стиральная машина. Дальнейшие споры и прения касались ятаганного статуса: с одной стороны, турецкая штучка не попала в запретительный список, а с другой, дуэльным оружием являлся только пистолет ПД-1. Юристам было ясно, что тут маху дал законодатель, но спорили они до посинения – точнее, посинели генеральские спецы, а Пензер-Янковский отбивал их наскоки с видом льва, отгоняющего хвостом шакалов. Наконец судье Спиридонову это надоело, он стукнул молотком и объявил прения законченными.

Присяжные совещались ровно три минуты; Бабаев был оправдан, Погромскому вынесли обвинительный вердикт. Публика одобрительно взревела. Судья Спиридонов поднялся и сообщил, что процесс показательный и не имеет последствий для той и другой стороны ввиду депутатского иммунитета. Однако, заметил судья, подмигивая Пензер-Янковскому, он все же вынесет приговор, ибо иммунитет иммунитетом, а справедливость – справедливостью. Затем служитель Фемиды расправил плечи, взмахнул широкими рукавами мантии и железным голосом произнес: