Илья Крымов - Дети Силаны. Паук из Башни

Место убийства оцепили люди в черных плащах с высокими воротниками. Значит, Скоальт-Ярд еще не успел прислать свою следственную группу.

– В доме не наследили?

– Нет, мой тан, все осталось нетронутым с того момента, когда констебли обнаружили трупы.

– Констебли нашли?

– Да, мой тан. Наши агенты погибли при невыясненных обстоятельствах, а вот констебли всю ночь провели на выбранных позициях и ничего не видели. Вам нужен отчет?

– Уже есть отчет? Нет, доверюсь вашей памяти, Торш.

– Э… Быть может, госпожа Уэйн сможет лучше воспроизвести…

– Судя по всему, групповое убийство произошло совершенно бесшумно. Наблюдатели ничего не слышали и не видели. Неладное заподозрили утром, когда к дому приблизился неизвестный. Он долго стучал в дверь и кричал, но ему не открыли. Когда неизвестный удалился, констебли сами подошли к дому. Они почувствовали резкий запах гари и после продолжительного стука рискнули выломать дверь и обнаружили трупы.

– За неизвестным установлена слежка?

– К сожалению, к тому моменту, когда они опомнились, он был уже далеко.

– Растяпы. Как Ночная Стража узнала о произошедшем раньше следственного отдела Скоальт-Ярда? Сомневаюсь, что констебли ринулись к нам в первую очередь.

– Мы сами узнали, мой тан. Сменщики немедленно доложили в штаб, и мы начали работу.

Птичий Базар рядом, а там несколько голубятен, которые принадлежат Ночной Страже. В случае нужды сообщения и приказы расходятся по городу с огромной скоростью. Согласен, старомодно, но зато очень эффективно, ведь я уже здесь, а группа следственного отдела еще в пути.

– Идем внутрь, и смотрите, на что наступаете. Если кто-нибудь нанесет грязи, уволю.

В доме угольщика оказалось очень даже чисто, учитывая, что рядом стоит большой сарай с углем. Я ожидал увидеть полы, покрытые угольной пылью. Осторожно ступая, я прошел через крошечную прихожую и оказался в небольшой комнатке. Два трупа за столом: старый и молодой мужчины, три на полу: два мальчика и одна девочка.

– В соседнем помещении еще два тела, видимо, жена и дочь старика, – предположила Уэйн, спокойно рассматривая детей.

Я медленно прошел к столу, внимательно изучая все, за что с первого раза цепляется глаз. Обойдя комнату по кругу, я постарался увидеть ее всю разом, при этом наступая на собственные следы. Только убедившись, что больше ничего не притягивает внимания, я решил перейти к следующей фазе. Смерть молодого мужчины, очевидно, наступила от получения удара в спину. Нечто горячее врезалось ему промеж лопаток, сжигая одежду, кожу, мясо и обугливая кости до такой степени, что невооруженному взгляду представали черные хрупкие зубчики позвонков. Никакой крови, все запеклось. Судя по цвету кожи на шее и руках, в венах кровь тоже запеклась от высочайшей температуры. Оба тела лежат лицами на столешнице.

– Себастина, приподними покойного Джона Гана, – попросил я, видя, что на спине старика нет ран.

Моя горничная распрямила тело Гана, и перед нами предстала интереснейшая картина. В середине его груди зияла точно такая же жженая рана, как и у молодого человека, более того, часть кожи с шеи старого угольщика исчезла, а из приоткрытого рта свисала тоненькая струйка чего-то темного, мутного.

– Это слюна? – с интересом подался вперед Торш.

– Черная слюна? – скептически переспросил я. – Ну, если только он угля нажрался… О! Глядите-ка, действительно нажрался!

– Хозяин прозорлив, как всегда.

Обнаружилось, что рот старика забит осколками каменного угля. У молодого покойника наблюдается тот же недуг – отрезанный лоскут кожи на груди и рот, полный угля. Осмотрев детей и двух покойниц в соседней комнате, я еще по нескольку минут изучал каждую из четырех комнат дома.

– Итак, предварительный отчет можно составлять. Записывайте за мной, потом отправите записи Вольфельду, а то волчара скоро начнет гоняться за собственным хвостом. Если уже не начал. И это замечание про волчару тоже запишите, пусть побесится. Пишете?

Присцилла как ни в чем не бывало приняла из рук Торша планшетку и перо.

– Произошло несомненное убийство. Убийца проник в дом через окно в той самой комнате, где лежат женщины. Убиты они были, скорее всего, там же. – Я указал на проем, ведущий, предположительно, в детскую. – В том помещении три разобранные детские кровати, простыни испачканы кровью, что приводит нас к выводу, что детей убили во сне, а потом перетащили на нынешнее место. Также эту гипотезу подтверждают их, детей, босые ступни. Молодого убили в спину, старик это увидел, но ничего не успел сделать. Судя по лицу, его ударили так, что сломали скулу, а после этого добили выжигающим оружием. Женщинам свернули шеи, это любопытно. Скорее всего, убийца пролез незамеченным, притаился, свернул вошедшим женщинам шеи. Они пришли прясть, у них в ногах лежат пуки шерсти, а в углу стоит старое веретено. Затем он вышел в это помещение, ударил молодого в спину, убил старика, нашел детей и, тут еще один любопытный момент, перерезал их. Предположительно острым, широким ножом-кожерезом. Этим же оружием он снял с мужчин кожу, усадил за стол и набил их рты каменным углем. Затем он покинул дом тем же путем, которым пришел, попутно едва не вырвав раму. Странно. Окно-то немаленькое, а он едва протиснулся. Наш убийца должен быть весьма крупного сложения, что может объяснить его силу, но не вяжется с его ловкостью. Торш?

– Мой тан?

– Констебли наблюдали с южной, юго-западной, юго-восточной и восточной сторон, а наши люди, ныне покойные, с севера, северо-запада и северо-востока?

– Именно так, мой тан.

– Полагаю, всем понятно, с какой стороны наш кожевенник подбирался к дому?

– Да, мой тан. Наши агенты поплатились жизнями за профессионализм.

– Скорее уж за неудачный жребий. Выпало бы им дежурить с юга, умерли бы констебли.

Я задрал голову и посмотрел на потолок, закопченный, с потрескавшейся штукатуркой.

– Это только набросок, каждый шаг убийцы будет подтверждать армия криминалистов, которую сюда нагонит Вольфельд. – Оглянувшись на трупы, я позволил себе улыбку. – Торш, Уэйн, знаете, что мне нравится в себе?

Подчиненные посмотрели с вежливым вниманием. Среди нетэнкрисов бытовало мнение, вполне справедливое, что господа Голоса любят в себе все. Уверенность в превосходстве собственного вида над всеми прочими наполняет тэнкриса с самого юного возраста, эту уверенность он проносит по всей жизни и, умирая, передает следующему поколению.

– Я могу весьма успешно отстраняться от мыслей о мертвых и посвящать себя изучению деталей. Как думаете, не потому ли это, что я бездушная тварь, плюющая на чужие жизненные трагедии?

Вежливое молчание, наигранное непонимание на лицах и примерно то же самое в эмоциональном фоне.