Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес

– И мне он показался каким-то отчужденным, себе на уме, – признался Николай, – но такое ощущение… будто под толщей льда полыхает термоядерный реактор.

– Замечательная метафора! – смеясь, воскликнул аналитик. – Лучшего сравнения и не придумаешь. Так что, как сам понимаешь, Глухаревского сбрасывать со счетов никак нельзя.

– Согласен, – Гордеев кивнул. – Признаки серьёзные: садистские наклонности, скрытность, неудачи в супружествах… Да и физически он подходит – силен как бык, натренирован. С эффектом неожиданности вполне может замочить любого.

– Гм, – Пинский потер кончик носа, – не будем спешить с окончательными выводами. Аргументы достаточно убедительны, но… На мой взгляд, наибольшее подозрение вызывают трое: Ягодкин, Шарапов и Глухаревский. Но и Баркова с Леонтьевым не следует обделять вниманием. Барков, кстати, в молодости усиленно занимался восточными единоборствами, так что тоже может врезать – мало не покажется… Ну, а касательно богатства внутреннего мира, то ты сам видел. Все пятеро прямо-таки мифотворцы.

– Согласен. Но что решим? За кем-то ведь следует в первую очередь установить слежку? Барков? Глухаревский? Шарапов?..

Пинский покачал головой:

– Недостаточно информации. Необходимы уточняющие сведения. Пожалуй, следует посоветоваться с нашим детективом – изложить ему все, что мы узнали и провести совместный анализ. Я этим займусь, а ты, Николай, попробуй помедитировать на эту тему, в особенности перед сном. Может, что-то тебя осенит?

– Ладно, – кивнул Николай. – Попытаюсь.

На том и распрощались. Уже выйдя от психоаналитика, Николай вспомнил, что так и не рассказал тому о своих чудесах с интеллектом – совсем зарапортовался, вот и вылетело из головы. Ну, ничего, в следующую встречу обязательно сообщит.

Дома опять с головой ушел в чтение. От дяди осталась небольшая библиотека, да у Марины прихватил несколько томиков философских и медицинских трудов. Художественная литература его не особенно интересовала, ну, если только потом, как-нибудь на досуге, перечитает классиков. Сейчас же читательский и познавательный зуд распространялся, главным образом, на серьёзные вещи. Он чувствовал, что знаний ему ох как не хватает, и необходимо срочно их пополнять. Два с половиной десятка лет жил неучем! – Николай с прискорбием был вынужден себе в этом признаться. О какой уж тут охоте на маньяка говорить, если сам был туп как баобаб!

Теперь положение стало исправляться. За какие-то сутки Коля уже многое познал и осознал. А впереди – новые знания, новые сведения. Упорства ему не занимать. А уж о том, с какой скоростью и интенсивностью он поглощает массу всевозможной информации, и говорить не приходилось – вундеркинд, да и только!

– Вундерменш! – патетически сыронизировал вслух Гордеев и рассмеялся. Знай наших!..

Вечером намылился к подруге.

– Ну, как дела, монстр познания? – смеясь, Марина взъерошила ему волосы. – Все грызешь гранит науки?

– И науки, и философии, и религии, и даже оккультизма.

– Силен ты, братец. Вообще, Коля, ты что-то типа Юрия Горного. Тот тоже интеллектуальный гений и экстрасенс.

– Ха! – Николай шутливо подбоченился. – Это они – типа меня, а не я «типа их». Им всем до меня теперь как до неба – хоть Горному, хоть Равнинному!

– О-о, какие мы стали!.. Только погляди на него!

– Шучу, шучу, – Николай согнал пафос. – Ну, а если серьёзно, то багаж знаний у меня действительно пополнился. Причём темпы этого пополнения как-то даже немного пугают. За несколько дней я узнал больше, чем за всю свою жизнь. Да ведь не просто кучу глупостей узнал, а всё вещи значительные.

– Ну, ты прожил пока что четверть своего срока.

– Спасибо, – на полном серьезе поблагодарил Гордеев.

– За что?

– За пожелание долгой жизни. Дай-то Бог каждому сто лет пожить под этим небом!

– Не за что, милый… Так вот, и представь себе, сколько еще всего ты узнаешь за оставшиеся семьдесят пять лет. Если так и дальше пойдет – вскоре заделаешься мудрецом и духовным учителем.

– Ну уж, – усмехнулся тот.

– Нет, я вполне серьёзно. Я, например, считаю, что современное человечество погрязло в невежестве… Тебе так не кажется?

– Не столько в невежестве, – возразил Николай, – сколько в грехах. Сбились, потерялись, заблудились в трех соснах…

– И что это за сосны?

– Их имена таковы: Алчность, Порок и Высокомерие.

– Да ты философ, Коленька! Я же говорю, скоро начнешь проповедовать.

– Да ладно, скажешь тоже…

– А что? Не век же тебе баранку крутить. А с таким теперь уровнем, с такими познаниями…

– Ну, положим, я еще только в начале пути, – заметил Николай, – и познания мои скромные. А насчет уровня не знаю, не измерял. Да и как его измерить?

– Очень просто. Как Ай Кью определяется, знаешь?

– Слышал об этом, – Николай усмехнулся, – ещё до своего вундеркиндства. Но с методикой не знаком.

– Думаю, что Александр Яковлевич это запросто сделает.

– Что ж, попрошу, если время будет.

– Ах, ну да, вы ведь теперь такая занятая и важная особа…

– Смейся, смейся! – он схватил ее в объятия. – Да, в данный момент я занят! Очень занят, и таким важным делом!

– И каким же, позвольте полюбопытствовать?..

Ночь. Дом спит. Темный двор за окном погружен в тишину. Лишь в квартире на пятом этаже светятся окна, поскрипывают полы, да мелькает человеческая тень. Это старушка мается бессонницей – решила отвыкать от снотворных средств, а вот сна ни в одном глазу. Но терпит, тихонько бродит по комнате, никого не тревожа – да и тревожить-то некого, одна она одинешенька, троих вырастила, все трое и разъехались, кто куда. Мужа еще пять лет назад схоронила… Тяжела жизнь нонче. На пенсию еле концы с концами сводишь. Разве тут уснешь! От таких дум тяжких?..

Листва тихо шелестит на слабом ветру. Изредка мяукают кошки. Неподалеку проехала припозднившаяся машина. Николай спит себе сном праведника и в ус не дует. Дыхание ровное, размеренное. Одна рука покоится на груди подруги, другая под подушкой. Ничто не тревожит их.

И вдруг зазвучала, вспорола тишину пронзительно-заунывная мелодия. Николай вскочил, ошалело вертя в темноте головой. Музыка!.. Вот черт, опять!

Он вскочил, приблизился к стулу, на спинке которого висела куртка, а в ее кармане – часы.

В последнее время Гордеев не расставался с брегетом, носил его постоянно с собой. Тот всё помалкивал, Николай аж и думать про него забыл. И вот – зазвучал, ятит-кудрит!

Пришлось включить свет, все равно Марина проснулась, тоже поднялась и подошла к нему, прижавшись сзади.

– Что это?

– Знак, – глухо ответил он.

Суеверно прошептав обращение к Богу, подцепил ногтем крышку, открыл…