Анатолий Ромов - Искатель. 1990. Выпуск №3

— И долго оно будет? — спросил Сашка. — Обеспечение безопасности?

— Пока неделю, а там посмотрим. Одна просьба: никакой самодеятельности.

Сразу после того, как ушли Лотарев и Чирков, в кабинет Рахманова зашли Жильцов и Саенко.

— Виталий, ну что? — спросил Рахманов. — Проверил?

— Проверил, — сказал Жильцов. — Они действительно вызывали милицию. Начальник отделения был предупрежден. Ну и по звонку Чиркова сразу послал троих.

— Кто приходил, они не выяснили?

— Нет. Выяснили только, что никакой телеграммы в адрес Лотарева не поступало. Ну а так, они ведь не знали, кто такой этот Вадим Павлович.

— Хорошо бы поспрашивать жильцов. Может, кто-то из них его видел. Тем более у нас теперь есть его портреты, выполненные Чирковым. До и после операции. Леша, продемонстрируй.

Инчутин пустил по кругу два карандашных наброска. Подождав, пока Саенко и Жильцов их рассмотрят, Рахманов сказал:

— Оба рисунка нужно размножить. Виталий, тебе придется поехать по старым адресам.

— Понятно, — сказал Жильцов. — Додон и Люка?

— Да. Возьмешь наброски и сегодня же вылетишь. В Сухуми и Кулунду. В Сухуми, кроме Люки, покажешь рисунки и остальным. Проводникам поезда, дежурным гостиниц. Не забудь и аэропорт. Леша, Слава, вы сегодня же покажите рисунки Клюеву, Шишкову, Азизову, Аракеляну. Вызовите на завтра Новлянскую, пусть посмотрит и она. Оба рисунка надо направить в ГИЦ.

— И в Солнечногорск, — сказал Инчутин.

— Ну, Солнечногорском займусь я. У меня там свои счеты.

— Насчет Лотарева и Чиркова. Нужно ведь наблюдение? — заметил Саенко.

— Наблюдение уже есть, — сказал Рахманов. — Я позвонил в МВД. Но боюсь, наблюдение ничего не даст.

— Считаете, Вадим Павлович знает, что Лотарев и Чирков были у нас? — сказал Саенко.

— Дело не в этом. Зачем ему лезть в петлю? Ведь в кармане у него семьсот тысяч. Лучшее, что он может сейчас сделать, — лечь на дно. И не дышать, пока все не успокоится.

— Тогда наше дело глухо? — спросил Инчутин.

— Ну есть еще варианты. Во-первых, Новлянская. Ей лечь на дно трудней. Во-вторых, версия, которой придерживаются Шитиков и Клюев, что главный организатор преступления Игорь Кириллович. Если мы с вами знаем, кто этот Игорь Кириллович, то Шитиков, Клюев и Вадим Павлович могут не знать.

— Значит, могут спать и видеть, как бы им добраться до Игоря Кирилловича, — сказал Саенко. — И, пришив его, снять все вопросы.

— Не исключено, что Вадим Павлович поэтому и пришел к Лотареву, — заметил Жильцов. — Для проверки. Иначе бы он не стал рисковать.

На Сенежское озеро Рахманов выехал следующим утром, на том же «уазике» и с тем же шофером. Он уже знал результаты опознания по рисункам, полученные от арестованных накануне вечером. Вадима Павловича, каким, по утверждению Чиркова, он был до пластической операции, не признал никто. Что касается второго рисунка, Азизов и Аракелян без колебаний опознали в нем Вадима Павловича. Шитиков же и Клюев заявили: людей, изображенных на обоих рисунках, они не знают.

На Сенеже «уазик» прежде всего подъехал к местному отделению милиции. При появлении Рахманова начальник отделения вызвал в кабинет двух участковых.

Когда Рахманов показал им перефотографированные рисунки, сделанные Чирковым, первый, изображающий Вадима Павловича до операции, после беглого осмотра был отложен. Изучив второй, старший лейтенант сказал:

— Ну-ка, ну-ка. Никак заведующий базой отдыха. А?

— Базой отдыха? — спросил Рахманов.

— Да. Как же она называется эта база... «Рыболов Сенежья». Сейчас скажу... его фамилия... Зовут-то его Иван Федорович, а вот фамилия... Как же фамилия... На «шэ»...

— Шеленков?

— Шеленков. — Участковый положил снимок. — Занимаетесь им?

— Пока нет. Но, похоже, буду. Давно он здесь у вас?

— Года два. Раньше работал на дальнем конце озера. В пансионате. На «Рыболов Сенежья» перебрался прошлой осенью.

— И что вы можете о нем сказать?

— Что о нем скажешь... Вроде тихий человек. Занимается своим делом. Спокойный, обходительный, Пьяным я его не видел. Насчет браконьерства тоже не замечен. Вообще-то он пожилой.

— Семья?

— Одинокий. Знаю точно, поскольку он там и прописан. На базе.

— Давно его видели?

— Признаться, давно. Последний раз, чтобы не соврать, кажется, в июле. Да, в июле. Тогда он в отпуск уходил.

— Насколько я знаю, там есть еще сторож. На этой базе.

— Есть. Голиков Николай Иванович. На Сенеже лет десять, если не больше. Еще и базы не было, а он уже работал.

— Тоже одинокий?

— Да нет. Правда, жена у него умерла. Но здесь, в Солнечногорске, дети, внуки. Так что живет он на два дома. Зимой в Солнечногорске, остальное время здесь, на озере. У вас что, подозрения? Насчет Голикова?

— Если честно, больше подозрений у меня набирается насчет Шеленкова. Что же касается Голикова... Меня интересует, мог ли он войти в сговор с особо опасным преступником?

— Этот особо опасный преступник... Уж не Шеленков ли? А?

— Может, и Шеленков.

— Ну, да, ясное дело. Раз его портрет размножается.

— Так что вы думаете насчет Голикова? Можно ему верить?

— Не знаю. — Участковый хмыкнул. — Вообще-то Голиков — человек честный. Да и у всех на виду. Думаю, вряд ли он пойдет на сговор с преступником.

— Какие у вас с ним отношения?

— Нормальные. Все ж какой год толчемся рядом. На Сенеже.

— Мне с ним нужно сейчас поговорить. Поможете?

В «уазике» участковый сообщил Рахманову, что зовут его Михаилом Маркиным. Минут пять проехав вдоль берега, машина затормозила у ворот «Рыболова Сенежья». Когда Рахманов вместе с Маркиным подошли к забору, на них, как и в прошлый приход Рахманова, бросилась немецкая овчарка. Вглядевшись, Рахманов узнал старого знакомого, Дика. Посмотрел на Маркина:

— Собачка-то злющая. А?

— Раньше здесь другая была собака. Та зря не бросалась. Обучена была специально для базы.

— Куда ж она делась?

— Николай Иванович жаловался, пристрелили ее. — Маркин вгляделся. Крикнул: — Эй! Есть кто?

Собака, охраняющая «Рыболов Сенежья», интересовала Рахманова и раньше, но лишь из-за поисков несоответствий в показаниях Лотарева. Теперь же выясняется, собака здесь новая. А старую пристрелили. Интересно, когда и почему?

— Пристрелили?

— Ну да. Летом. — Маркин посмотрел на Рахманова. — Да у нас тут бывают такие вещи. Люди ж разные.

Послышались шаги, из-за домика вышел Голиков. Увидев Рахманова и Маркина, крикнул:

— Дик, лежать! — Кивнул: — Проходите. Ворота открыты.

— Как жизнь, Николай Иванович? — спросил Маркин. — Никто не обижает?

— Кто меня обидит? Я сам кого хочешь обижу. Проходите, проходите, здесь поговорим.

На территории базы Голиков сказал:

— По-моему, Андрей Викторович? Не ошибся?