Дарья Зарубина - Носферату

Да, есть женщины в русских селеньях. Анне-то откуда знать о Марье-полянице? Я уже привык к Машкиной силище, а Анна была несколько ошарашена. Брошенная Машкой фотография не только пробила толстое покрытие, но и глубоко впечатала в стену край оконного жалюзи. Я посмотрел туда, где в день нашей первой встречи оставила шрам кинутая в ярости пепельница. Там стоял очередной куст папилио ноктурналис, загораживавший свежевыкрашенную часть стены.

Но в этот момент наше внимание привлек голос, сквозь треск помех пробившийся из динамиков в комнате «с красной кнопкой». Видимо, это было уже далеко не начало разговора, просто разъяренная Марь для остроты ощущений вывернула на полную регулятор громкости.

— …дайте нам уйти. Мы мирное судно. Вы же сами понимаете, к чему это может привести…

Машка выругалась на чигги, и только после этого я осознал, что говорили по-русски. Я настолько привык к своему закрепленному за мочкой уха переводчику, что перестал замечать, на каком языке со мной общаются окружающие. Мозг уже сам собой делал монтаж, напрямую соединяя артикуляцию говорящего с текстом перевода, не утруждая меня осознанием среднего звена процесса общения с представителями другой планеты.

Но люди, улетавшие сейчас на «Агнце», говорили по-русски.

— Дайте нам уйти. И мы можем твердо обещать, что ни один из нас больше не предпримет попытки причинить вам вред…

В голосе, искаженном аппаратурой, мне послышались знакомые интонации.

Марь наклонилась к самому микрофону и рявкнула:

— Не вы, так другие. Земля — большая планета. И я намерена сделать так, чтобы на ней стало на пару мерзавцев меньше. Я пленных не беру. Все коды уже сменены. Не страшно к хозяевам с голой задницей прилететь? В расход не пустят?

— Вы же не можете не понимать, Марь?! — снова заскрипел в динамике голос. — Если вы сбиваете нас, вам уже не спасти материк. Официально в катере чета молодоженов из Эйфы.

Я невольно подумал, что эта молодая пара с первого материка, что сейчас якобы летит в «Агнце» в сторону гипертуннеля на Землю, давно мертва. Понятно, что за огород копал Санек у матери.

— Вы и так усложнили все до предела, не пустив аудиторов в лаборатории, закрыв цеха, — продолжал он. — Это последняя черта. Перешагнув ее, вы обречете Чигги и весь восьмой материк на гражданскую войну. Против вас окажется и Земля, и Гриана. Не давайте им повода начать открытое вторжение.

— Что вы, Александр. Повод будет. Повод всегда найдется. Зато я стану значительно крепче и спокойнее спать, зная, что те, кто пришел ко мне с мечом, сами не избежали этой участи. Я готова к войне. Я готова даже к чувству вины за вашу смерть. И готова уничтожить каждого, на ком есть хоть капля вины за то, что моего мира больше нет!

— Маш, ведь он прав. — Анна остановилась за плечом у Марь и положила руку на ее нервно барабанящие по столу пальцы. Она пыталась вырвать для тех, кто сидел в «Агнце», лишние минуты «этого света» и хоть немного смирить демонов, терзавших чиггийскую хозяйку. — Если ты сейчас отдашь приказ сбить их космолет, здесь уже завтра будут десантники. У тебя нет системы противовоздушной обороны. То, что у тебя есть, для объединенных сил Земли не страшнее рогатки.

Марь оглянулась и осторожно, словно боясь пораниться, убрала руку.

— Я все понимаю, следователь Берг. У них есть оружие и большое желание хорошо погулять на готовеньком. А у меня — цеха и лаборатории, в которых рассчитано и собрано восемьдесят процентов их оружия и армии. Так что то, чего у меня нет сейчас, будет в течение суток.

Я почувствовал в голосе Машки задумчивые ноты и понял, что Анна на верном пути. Еще две-три минуты, и она успокоится, химия, что течет по ее венам, возьмет свое. Еще пять минут, и им удастся улететь. Я замер, боясь произнести хоть слово. Нога болела нестерпимо, пальцев я не чувствовал вовсе. Но адреналин не давал зациклиться на боли.

Там, в «Агнце», были те самые люди, которые перерезали горло молодой женщине. Которые, не помешай мы им, не задумываясь, лишили бы жизни Марь. Но я никогда не верил в вендетту и прочие способы договориться с совестью на пару-тройку убийств.

— Маш, ты сейчас отвечаешь не за себя, даже не за Чигги — за весь материк…

Анна снова попыталась прикоснуться к ней, взять за плечо, но Марь уклонилась от ее руки.

— Как говорил в старину один напудренный мужик: «Государство — это я!»

Машка улыбнулась с безмятежностью камикадзе, качнула головой, один из андроидов за пультом поднял палец над «кнопкой» и замер, ожидая подтверждения команды.

— Четырнадцатый, — раздалось из динамика.

— Что? — автоматически переспросила Марь.

— Номер Людовика, которого вы цитируете, — с усмешкой ответили с «Агнца».

— Санек, зачем вы провоцируете ее? — крикнул я, наклоняясь к микрофону.

— Шатов, — отозвался голос. И по его веселой, даже какой-то удалой интонации я понял, что он уже все решил. И вполне сознательно и нарочно выводил Марь из себя. — Носферату, рад, что ты там и жив, везучий мерзавец. С тобой и Анной хуже всего получилось. Хотел вас увести, но ведь ты любопытный как… Прости…

Я не увидел, а только почувствовал, как Марь во второй раз качнула головой. Через секунду на радаре, где звездочкой маячил «Агнец», расплылось и растаяло зеленое пятно.

— Бог простит, — за нас с Анной ответила Марь, откинулась в кресле и закрыла ладонью глаза.

Осторожный доктор тихо приблизился ко мне и вкрадчивым голосом психиатра попросил:

— Разрешите ножку осмотреть?

Мгновенно крошечными ножничками распорол штанину. Обернулся и так же тихо и быстро проговорил:

— Носилки. Пациента в операционную. Быстро. Готовьте растворы по третьей схеме. Восьмая сложность. Ступень одиннадцать.

Ого, подумалось мне. Отпрыгался, Рэмбо носатый. Третья схема по грианской системе нарушений работы человеческого организма — отравление. Восьмая сложность — кажется, нервно-паралитические яды. А одиннадцатая ступень из двенадцати означает, что в течение получаса мне предстоит необратимо превратиться в смиренный и довольный жизнью овощ вроде редиски, в лучшем случае — морковки. И это при хорошем раскладе и с глубочайшим упованием на профессионализм корпоративного медика.

Если же наш добрый доктор окажется не на высоте, ввысь понесется отягощенная нехилым кармическим долгом душа гнусного бумагомараки Носферату Шатова. И это в том случае, если перед тем, как начать кипятить меня в котле с прочими лжецами, прелюбодеями и, кстати, убийцами, мне позволят издали взглянуть на райские ворота и послушать звон апостольских ключей.

Хотя, возможно, мне предстоят такие страдания, что ложь и гордыня, как наиболее мелкие прегрешения, будут прощены и температуру под котлом на градус-другой убавят.