Дарья Зарубина - Носферату

Я остолбенел. Муравьева должны были продержать взаперти не менее трех дней.

Ответ напрашивался сам собой — Насяев. Профессор все-таки подставил своего бровастого коллегу, а теперь отдал историю на растерзание журналистам. Павлу Александровичу, по всей видимости, очень нежелательны дружеские отношения с Саломарой. Профессор-физик против целой планеты? Вряд ли.

Назрела необходимость подумать и во всем разобраться. Но голова гудела как улей, все системы организма выбросили белый флаг и кричали «аларм!», а те, что уже не могли, — только мигали по всему телу круглыми красными лампочками. Анна тоже выглядела не лучше, а когда раздался звонок ее мобильного, и вовсе на мгновение побледнела и откинулась на спинку заднего сиденья. Но через мгновение, собравшись с силами, приняла вызов. Она сказала только «Берг слушает», а после лишь кивала, хотя собеседник не мог видеть ее кивков, и изредка произносила дежурное «да» и напряженное «так точно».

Я понял, что, как бы мне ни хотелось, разговор придется отложить. После отравления, взрыва, пожара и боевых действий на личном фронте моей силы воли хватило лишь на то, чтобы, ослепительно улыбнувшись поглощенной чьим-то телефонным монологом Анне, попросить Юла выгрузить меня и корзинку с Экзи возле родного дома, а следователя Берг доставить туда, куда она пожелает.

Но не успел я дотащить свое бренное тело до входной двери, как услышал стук каблучков.

— Шатов, не смей запирать дверь перед моим носом, — угрожающе прошипела она, хотя вид у моей возлюбленной был скорее измотанный, чем озлобленный. Я укоризненно и устало посмотрел на Юла. Тот только пожал плечами, мол, удержать не смог, разбирайся сам.

— Не смею, — честно признался я. — Даже в мыслях не было. Тебя же вроде начальство требует? Нет?

— Во-первых, Носферату Александрович, — сердито объявила она, — начальство требует не меня, а от меня. И требует, чтобы я ни на шаг не отходила и ни на миг не упускала из виду такого ценного свидетеля. Уверен, ты даже знаешь того, под чьим началом тебе и мне теперь работать, потому что ты ему звонил меньше часа назад из квартиры господина Штоффе.

— Санек? — удивленно проговорил я, с ужасом понимая, в какую непростую игру влез.

— Это во-первых… — Анна сделала вид, что не услышала моего вопроса. — Во-вторых, давно ли мы стали на «ты»?

— Во-первых, рад, что у меня теперь такое грозное сопровождение, во-вторых, на «ты» мы перешли в тот самый момент, когда ты хлестала меня, лежащего на газоне, перчаткой по физиономии. Но я, как джентльмен, решил дать даме время привыкнуть к этой значительной перемене в наших отношениях. — Не обращая внимания на недовольное фырканье моей новой коллеги, я отвернулся, поставил корзинку с Экзи на ступеньки и стал ковыряться ключом в замке. Экзи, которому снова стало хуже — поделом, нечего жрать тухлую саломарятину, — сполз с подушки, и его тотчас стошнило. Я проигнорировал страдания пса и продолжил попытки отпереть дверь. По моим предположениям, маман должна была в этот момент устраивать дядю Брутю в стационар, а пускаться в дверях в объяснения с Мартой мне не хотелось.

Но, как гласит одна малоизвестная пословица, помяни немца на ночь и тяни руки в гору. Марта явилась почти следом за моими невеселыми мыслями о ней. Она отперла дверь, избавив меня от угрозы сломать ключ в замке, но явно не торопилась впускать в дом. С танковым лязгом тряхнув накрученной на доисторические термобигуди сединой, Марта кинулась к измученному тошнотой Экзи.

— О, маленький собак! Бедный маленький собак! — запричитала она. И тотчас обрушила на меня поток негодования, совершенно не замечая стоящую рядом Анну Моисеевну: — Бессердечный человек! Я не стану работать в этом доме! Он умирает, а ты ничего не сделал!

Я не стал объяснять ей, что еще полчаса назад ее маленький собак был как кудрявый огурчик и едва не покалечил Юла. Я просто вытащил трясущимися пальцами последнюю сигарету, раскурил, подхватил на руки вялого фокса и сунул сигарету ему в пасть. Он закашлялся и попытался укусить меня за палец.

— Фашист! — крикнула Марта и рванула у меня из рук лохматого пациента. Экзи попытался взвизгнуть, но только горестно засопел, а мы с Мартой едва не скатились с крыльца.

— Это что за цирк? — Видя, что мы вот-вот дойдем до членовредительства, Анна решила вмешаться, и, несмотря на то что делала это с видимой неохотой, ее голос звучал так строго и холодно, что Марта выпустила собаку.

Я покачнулся и едва не упал, но следователь Берг, даже немного оглушенная взрывом, не утратила профессиональной реакции и успела поддержать меня под руку, не позволив выронить пса.

— Следователь Анна Моисеевна Берг, полиция, — тем временем отрекомендовалась Анна опешившей Марте, которая тотчас примолкла и метнула в меня гневный взор, в котором читалось «допрыгался, мучитель животных, полиция».

— Это не цирк, — отозвался я. — Это терапевтический курс. Если коротко, и я и собака отравлены одним очень специфическим ядом, действие которого частично нейтрализуется никотином. Поэтому, чтобы не отправиться к праотцам, я все время курю. Затолкай в эту лохматую рожу сигарету — и он будет бегать как новенький.

Анна посмотрела на меня с недоумением и жалостью.

— Видимо, здорово тебя приложило, может, ядом, может, взрывной волной, но думать ты окончательно разучился. Укол ему нельзя было сделать?

— Так ведь лошадь убивает, — попытался оправдаться я и понял, что это прозвучало не особенно умно.

— Да-да, а хомяка рвет в клочья, — пробормотала Анна, — посветите мне, фрау Марта.

Та покорно приняла из рук доблестной полиции фонарик и замерла в позе канделябра, освещая площадку крыльца, а укротительница домработниц принялась копаться в своей сумочке. Наконец она нашла то, что искала, вынула из моих рук Экзи, перевернула его и налепила на розовый живот пса пару никотиновых пластырей.

— Бросаю, — ответила она моему изумленному взгляду. — Но курить хочется адски. Шатов, найдется сигарета для дамы?

Я похлопал по карманам, продемонстрировал пустую пачку и развел руками:

— Дома.

Анна строго глянула на загородившую нижние полтора метра дверного проема домработницу. Перевела взгляд на собаку в своих руках и передала это сомнительное сокровище старушке. Пес пару раз вильнул хвостом. Жизнь возвращалась к Экзи с каждой минутой. Моя спасительница вложила в руку Марты запасные пластыри.

— Теперь, когда ветеринарные услуги больше не требуются, мы можем войти в дом? — спросила она ледяным полицейским тоном, и Марта поспешно ретировалась, унося пса. — А в-третьих, — продолжила она, словно безобразной сцены на крыльце и не было, — я веду дело. Один из основных свидетелей, пользуясь замешательством, вызванным у представителя правоохранительных органов, то есть у меня, воздействием взрывной волны при самоликвидации андроида, пытался десять минут назад улизнуть от следствия. Так вот — не выйдет, Шатов. Пока я не получу необходимых сведений, камня для лабораторных анализов, а главное, приказа от тех, чье внимание ты умудрился на себя обратить, я буду с тобой денно и нощно, как призрак отца Гамлета…