Павел Корнев - Без гнева и пристрастия

— В этом нет необходимости, — попытался отвертеться я от сопровождения.

— Положено! — заявил сотрудник сыскного агентства Лазаря Гота. — Сегодня проходит заседание совета, усилены меры безопасности.

— Как скажете, — пожал я плечами и направился к центральной лестнице, не дожидаясь провожатого. Тот как приклеенный потопал следом.

А в голове у меня — секунды, секунды, секунды…

Будто в песочных часах из одной колбы в другую песчинки сыплются.

Или так оно и есть?

Последняя секунда отпущенных Алексу пяти минут сорвалась и полетела вниз, когда мы поднялись на второй этаж. Теперь все зависело лишь от того, как скоро он отыщет рычаг пожарной сигнализации. Таких было несколько на каждом этаже, а потому…

Вой сирены ударил по натянутым нервам совершенно неожиданно, но я не растерялся, резко развернулся к сбившемуся с шага охраннику и ткнул его в лицо обернутым бумагой штуцером. Приклад угодил по зубам, парень кубарем покатился по ступенькам и распластался на лестничной площадке.

Подобный удар мог выбить дух из кого угодно, но, когда я сбежал к охраннику, тот встрепенулся и поднял ко мне залитое кровью лицо.

Глаза. Поразили его глаза.

Шевельнулось в них нечто столь чуждое, что на миг мне сделалось не по себе и по спине побежали колючие мурашки. Смотрел на меня не человек, на меня смотрела поработившая его тело сущность. Именно поработившая. Охранник не был тронутым; порождение вечности не вступило с ним в симбиоз, а неким противоестественным образом растворило в себе сознание, украло память, а вместе с тем и саму жизнь.

Мне даже стало жаль этого бедолагу…

Но жалость не помешала пнуть его в лицо, навалиться сверху и воткнуть клинок служебного ножа между четвертым и пятым ребрами. Прямо в сердце.

Что голова? Голова — всего лишь вместилище дурных мыслей. Сердце — вот сосредоточение отпущенного человеку времени.

По руке пробежала легкая дрожь, охранник встрепенулся и широко распахнул глаза. На миг его взгляд прояснился, но сразу померк, когда вслед за уничтоженной мною сущностью умер и человек.

Я осторожно высвободил нож, вытер его о пиджак мертвеца и убрал в чехол. В коридоре захлопали двери, сотрудники мэрии без особой спешки потянулись на выход, и мне удалось оттащить тело к стене и выдернуть револьвер охранника из поясной кобуры, прежде чем лестницу заполонила разноголосая толпа.

На револьвер в опущенной руке никто из клерков внимания не обратил, тогда я просто вклинился в общий поток и вместе со всеми спокойно спустился в вестибюль. Там уже скопились чиновники, чьи кабинеты находились на первом этаже, а люди все прибывали и прибывали, поэтому затеряться среди них оказалось даже проще, чем представлялось поначалу.

Высмотреть сотрудников агентства Лазаря Гота труда тоже не составило. Парни в серых костюмах не двигались в унисон с остальными, а замерли на месте, сбитые с толку внештатной ситуацией. Люди обходили их, толкались и ругались, а они даже не догадались запереть входные двери. Больше всего происходящее напоминало иллюстрации из приключенческих книг, где прибой накатывает на окруженные бурунами рифы.

Упускать столь удобную возможность уравнять счет я не стал, сунул трофейный револьвер в карман пиджака, обнажил нож и, когда меня толкнули на охранника, уверенным движением загнал служебный клинок под сердце растерянно озиравшегося парня. Хотя нет — не ему, нужно было уничтожить сущность, а тело просто приняло удар на себя.

Неизбежные потери.

Меня немедленно толкнули в другую сторону, зарезанный охранник свалился кому-то под ноги, и раздался удивленный возглас:

— Человеку плохо!

И сразу многоголосый гомон:

— Человеку плохо! Человеку плохо!

— Человеку плохо! — поддержал я сердобольных чиновников и поспешил дальше, высматривая следующую жертву, но тут все пошло наперекосяк окончательно и бесповоротно.

Из служебного помещения появился Рей Адоманис; он водрузил на стойку пишущую машинку, снял с нее чехол и положил ладонь на рычаг открывшегося взгляду непонятного прибора.

Хотя непонятного ли?

Матовые цилиндры, стеклянные трубки, провода, мощная электрическая батарея…

— С дороги! — рявкнул я, отталкивая с линии стрельбы замешкавшегося клерка, и выхватил из кармана револьвер. Прицелился в вице-президента детективного агентства, выжал спусковой крючок и…

…и кругом расплескалась беспросветная темнота.

Темнота и тишина.

Гулкий удар сердца. На миг в глазах прояснилось, но темнота тотчас навалилась вновь, сбивая с толку и лишая воли. Револьвер в руке дернулся, сущность вырвалась из него бесшумным огненным всполохом и в один миг развеялась, поглощенная заполонившим вестибюль безвременьем.

Сердце замерло, пропустило несколько ударов, потом начало стучать, все убыстряя и убыстряя свой темп, разгоняя отпущенное мне при рождении время и давая возможность утопить спусковой крючок.

Вспышка! Вспышка! Вспышка!

Вспышка! Вспышка!

Ничего!

Я выкинул разряженный револьвер и замер на месте, дожидаясь, пока перестанет накатывать тьма. Тьма и в самом деле вскоре сгинула, а вот воцарившаяся в помещении тишина никуда не делась, и люди продолжали стоять в нелепых позах замерших на полушаге заводных игрушек.

Только кончился у них не завод. У них кончилось время.

Точнее — его выжгла адская машинка, которую привел в действие вице-президент детективного агентства. Мэрию заполонил эрзац безвременья, и во всем вестибюле теперь двигалось лишь четверо: я, Рей Адоманис и двое его подручных.

Двое его подручных, вооруженных барабанными карабинами.

О черт!

Парни, бесстрастные, словно сама смерть, взяли меня на прицел и открыли огонь. Две пули пронзили помещение серебряными светлячками. Одна потемнела и замерла в воздухе, не долетев до меня пары шагов, когда растеряла силы направлявшая ее сущность. Другая угодила в голову случайного чиновника и вышибла из нее брызги крови. Блеснули ярко-алые капли, вмиг посерели и развеялись в прах.

Дожидаться новых выстрелов я не стал и бросился наутек. Безвременье заморозило клерков, превратило их в гротескные фигуры, а взрыв адской машинки не просто выжег время, но и странным образом искривил помещение, иллюзорно превратил просторный вестибюль в нечто большее, бескрайнее. Стер краски, приглушил свет, оставил лишь тусклые, неразборчивые полутона.

Мелькнула паническая мысль, что навсегда потеряюсь в этом лесу человеческих тел, но я сразу взял себя в руки и не стал ломиться напролом неведомо куда, а неподвижно замер на месте. Граненые стволы штуцера опустил, чтобы они раньше времени не привлекли внимания преследователей.