Егор Красный - Десант времени

— Горохов Гаврила Савельевич? — открыв дверь в камеру, спросил надсмотрщик. — Ну тогда, пошли милчеловек, вот только колодки одень, порядок такой. Господин полковник не любят когда, без железа к нему в кабинет арестованные входят…

— Полковник? Как фамилия? — спросил Григорий. — А то может быть в Питере встречал его…

— А, вот это ты его спроси, милчеловек, тут все же контрразведка! А ты вопросы задаешь, — вдруг засмеялся бородатый высокий охранник, заглядывая глаза в глаза капитану. — А, ты плут, рыжий, но вижу силен, не у каждого учителя такие плечи, да руки здоровые…

— Так, это нормально, спортом немного занимался, гири поднимал, — без интереса ответил Григорий, одевая себе на ноги и руки тяжелые колодки. — Застегнешь, что ли? Вытянул руки вперед спецназовец, дожидаясь пока надсмотрщик закроет их на замок.

— Ну, что милчеловек, коли готов, то пошли в грехах каяться…

Надсмотрщик вывел арестованного капитана в коридор, а тут уже ждал их второй конвоир с револьвером в руках.

— Стой и слухай мени, — остановил его второй охранник, видно из казаков с диким и злобным взглядом. — Упреждаю тебя, що б не думав убок скаканути, а то ураз пулю.

— Хорошо, даже и не подумаю, — спокойно ответил Григорий смерив их обоих взглядом. — Как‑нибудь в другой раз, когда вас не будет.

— Ну и молодец, крокуй уперед.

Григорий шел в окружении охранников и примечал выход и лестницы, пока не убедился, что бежать отсюда нелегко, и даже невозможно. Наконец, поднявшись на второй этаж, гремя цепями капитан подошел к массивной дубовой двери.

— Вашескобродь, разрешите доставить арестованного? — спросил конвойный, а затем распахнув дверь, втолкнул Григория в просторный кабинет.

Седой белогвардейский офицер без погон сидел за столом и просматривал ворох бумаг. Тут же в нескольких метрах от него сидел штабс–капитан в полевой кавалерийской форме, черных кожаных перчатках и сверкающих сапогах. Он смотрел в горящий огонь камина, и даже не взглянул на арестованного.

— Разрешите, подождать в коридоре? — спросил конвоир.

— Иди, чего уж там, раз уже привел…

— Вашескобродь, разрешите еще доложить, — вытянулся по стойке смирно караульный. — Арестованный учитель истории Горохов еще вашей фамилией интересовались.

Полковник наконец оторвал глаза от бумаг и внимательно посмотрел на учителя Горохова, а затем встал и подошел поближе, заложив руки за спину.

— Так говорите учитель Горохов? — спросил он и вдруг весело засмеялся и, встретившись взглядом со штабс–капитаном, уже захлебываясь спазмами смеха, закричал. — Валерий Валерьевич, ну вы посмотрите только на него… Да такого учителя истории можно смело ставить в строй как егеря лейб–гвардии Егерского полка, так сказать не подкачал ни ростом, ни фактурой, вон какие плечи…

— А ведь, право вы в точку попали, господин полковник, что только красные господа не придумают, вот право смешно… а пусть с него снимут одежку, уж хочется посмотреть на такого учителя истории.

Караульный попытался снять рубаху с Григорий, но мешали кандалы на руках, махнув рукой он вынул шашку из ножен и острой гардой разрезал рубаху сзади и сорвал затем ее всю.

— Ох, Вашескобродь, а на спину то его посмотрите, неушто так сейчас учителей почуют?

Караульный развернул капитана спецназа спиной к белогвардейским офицерам, показывая им всю иссеченную спину, затянувшуюся черными шрамами, да спрятав шрам от пулевого ранения.

— Ох, ты, видать стрелянный воробей, да так только казаки могут выпороть, разве красные умеют плеть держать? — улыбнулся радостный штабс–капитан и осмотрел широкоплечий торс Григория и волну мышц, которая играла и бугрилась, словно тело сильного хищного зверя. — Ну, право, хорош краснопузый, большевистский оборотень, такой с десяток завалит наших истощенных воинов…

— Вы бы, ваше преосвященство поостереглись, такими словами кидаться, — спокойно отозвался Григорий и посмотрел полковнику в глаза. — Что‑то вы быстро меня за посеченную махновцами спину, да спортивный торс, записали в красные душегубцы. У вас, что весь мир делится на красных и белых, а позвольте мне вам сказать, что меня не устраивают ни те…, не другие.

— А вот это молодцом, голубчик, а вот теперь я даже с большим интересом готов с вами пообщаться, — не унимался опытный контрразведчик Генеральной ставки Главнокомандования Царской армии. — А то знаете, иного уличишь, а он раз и спекся, весь раскис и готовой к расстрелу, да еще кричит: «Прощайте, товарищи большевики, наше дело правое, мы победим!» и прочая песня…

Григорий Семенов в кругу белых контрразведчиков, вдруг вспомнил Президента России Владимира Зорина и Замглавы ФСБ генерала Верника, их глаза и твердые рукопожатия перед его уходом в прошлое. «Эх, товарищ Президент и товарищ генерал, с какими людьми мне здесь приходиться работать деликатными и образованными, вы бы только знали!».

— Ну, что же, Гавриил Савельевич, давайте пообщаемся с вами, посмотрим какой вы учитель истории, — оперся о письменный стол поседевший полковник и задумчиво посмотрел в окно на открывающийся на холме городской парк, покрытой вековыми дубами и пирамидальными тополями.

— Что скажете про Лжедмитрия, голубчик?

— Про первого или второго? — переспросил Григорий, слегка оживившись, и вспомнив своего профессора Истории Древней Руси Бориса Петровича Климова.

— Первого, хотя бы, — рявкнул полковник и сверкнул глазами на учителя в кандалах.

— Самозванец, авантюрист, выдававший себя за русского царя Дмитрия Ивановича, убитого еще ребенком. По версии историков, Лжедмитрий — это беглый монах Григорий Отрепьев. Лжедмитрий сумел захватить трон и правил Русским государством около года. Но народные волнения и боярский заговор привели к его свержению и смерти.

— Сколько же второй Лжедмитрий правил, коль и про него вам красные рассказали?

— Нисколько, но получил прозвище Калужский или Тушинский вор.

— Быстро и по порядку всех Российских правителей, начиная с Петра I.

— Екатерина 1ая, Петр 2ой, Анна Иоанновна, Иван Антонович, Елизавета Петровна, Петр 3ий, Екатерина 2ая, Павел 1ый, Александр 1ый, Николай 1ый, Александр 2ой, Александр 3ий, и… Николай 2ой.

— Что долго правил Иван Антонович?

— Нет, Иван Антонович всего год, регентство Бирона, а затем его матери Анны…

— Что же тогда называете, только историю позорят эти регенты, — хмыкнул довольный полковник, предчувствуя увлекательную игру с видно натасканным и опытным красным разведчиком. — Ну, особо не радуйтесь пока, такие сведения каждый политработник ВЧК знает.

Полковник подошел к камину и, погрев руки около огня, взглянул в глаза штабс–капитану и они оба тихо засмеялись. — А каков, одно слово, вся ВЧК на Лубянке поди натаскивала этого волчищу!