Герберт Уэллс - Истории, рассказанные шепотом. Из коллекции Альфреда Хичкока

Затем он переправился в свой дом и свое время и увидел там прежнюю картину.

У него подогнулись колени; ноги буквально таяли на полу. Он прошел в лабораторию, точно ступая по зыбучим пескам кошмара.

— Что же, в конце концов, существенно? — с болью спросил сам себя Хассел. — Сколько нужно, чтобы изменить будущее? Клянусь, на этот раз я его изменю. Пойду ва-банк!

Он отправился в Париж начала двадцатого века и посетил мадам Кюри в ее рабочем кабинете на чердаке здания близ Сорбонны.

— Мадам, — сказал он на своем ужасном французском, — я человек вам совсем чужой, но ученый всецело. Зная о ваших опытах с радием… О! Вы еще не перешли к радию? Не важно. Я хочу поведать вам все о делении атомного ядра.

Он обучил ее этому. И прежде, чем сработал автоматический возврат машины времени, успел полюбоваться, как Париж взлетел на воздух белым грибом.

— Это научит женщин хранить верность, — проворчал он. — Ах-х! — последнее восклицание вырвалось у него, когда он увидел свою рыжеволосую жену по-прежнему… но нет нужды повторять очевидное.

Хассел побрел сквозь туманы в свой кабинет и сел, чтобы все обдумать. Пока он думает, я предупрежу вас, что это не обычная история о путешествиях во времени. Если вы полагаете, что Генри вот-вот признает в человеке, обнимающем его жену, себя самого, то вы заблуждаетесь. Этот негодяй — не Генри Хассел, не его сын или родственник и даже не Людвиг Больцман (1844–1906). Хассел не зациклился во времени, постоянно прибывая туда, где началась эта история, — ко всеобщему неудовлетворению и разочарованию — по той простой причине, что время не является круговым или линейным, а также тандемным, дискообразным, сизигоидальным, рассредоточенным и зевотозияющим. Как обнаружил Хассел, время — это личное дело каждого.

— Может, я где-то ошибся, — пробормотал Хассел, — надо бы выяснить.

Он вступил в сражение с телефоном, который, похоже, весил чуть ли не сотню тонн, и наконец дозвонился до Лаборатории.

— Алло! Это Генри.

— Кто?

— Генри Хассел.

— Еще раз, пожалуйста.

— Генри Хассел!

— А! Добрый день, Генри.

— Что у тебя есть на Джорджа Вашингтона?

Послышался легкий клекот: компьютер сканировал каталоги.

— Джордж Вашингтон, первый президент Соединенных Штатов, родился в…

— Первый президент? Разве его не убили в 1775 году?

— Бог с вами, Генри. Нелепый вопрос. Всем известно, что Джордж Ваш…

— И никто не знает, что он был убит?

— Да кем?

— Мной.

— Когда?

— В 1775-м.

— Как это вы умудрились?

— У меня есть пистолет.

— Нет, я имею в виду, как вам удалось сделать это двести лет назад?

— Я воспользовался машиной времени.

— На этот счет у меня никаких записей, — сказал компьютер. — В моих файлах он здоровехонек. Наверное, вы промахнулись.

— Ничего подобного. А как с Христофором Колумбом? Есть запись о его смерти в 1489-м?

— Но он открыл Новый Свет в 1492-м.

— А вот и нет. Его убили в 1489-м.

— Как?

— Всадили в брюхо пулю сорок пятого калибра.

— Опять вы, Генри?

— Да.

— Никаких записей, — повторил компьютер. — Вы, видно, паршивый стрелок.

— Я не потеряю терпение, — дрожащим голосом сказал Генри.

— Почему, Генри?

— Потому что уже потерял! — заорал он. — Ладно! Как насчет Марии Кюри? Изобрела она ядерную бомбу, которой в начале века взорвали Париж, или нет?

— Нет. Энрико Ферми…

— Да изобрела же!

— Нет.

— Я сам ее научил. Я — Генри Хассел.

— Все говорят, что вы прекрасный теоретик, но плохой педагог, Генри. Вы…

— Иди к черту, приятель. Этому должно быть другое объяснение.

— Какое?

— Забыл. Что-то в голове промелькнуло, но теперь это не важно. А что бы ты предложил?

— У вас правда есть машина времени?

— Конечно, есть.

— Тогда вернитесь назад и проверьте.

Хассел вернулся в 1775 год, посетил Маунт-Вернон и оторвал полковника от окучивания саженцев.

— Простите, полковник, — начал он.

Рослый мужчина с удивлением посмотрел на него.

— Ты говоришь странно, чужеземец, — вымолвил он. — Откуда ты?

— Из одного провинциального колледжа — вы и названия-то его не знаете.

— И выглядишь ты странно. Малость расплывчато, так сказать.

— Послушайте, полковник, что вам известно о Христофоре Колумбе?

— Немного, — ответил полковник Вашингтон. — Он помер лет двести-триста назад.

— Когда именно?

— Насколько я помню, в тысяча пятьсот каком-то.

— Неправильно. Он умер в 1489-м.

— Ты что-то путаешь, дружище. В 1492-м он открыл Америку.

— Америку открыл Кабот. Себастьян Кабот.

— Чепуха. Кабот приплыл чуток попозже.

— У меня неопровержимое доказательство! — начал было Хассел, но умолк, поскольку в этот миг к ним приблизился коренастый и довольно тучный человек с лицом, нелепо искаженным гневом. На нем были мешковатые серые слаксы и твидовый пиджак, на два размера меньше, чем надо. В руке он сжимал револьвер сорок пятого калибра. Лишь спустя несколько секунд Генри Хассел понял, что видит себя самого, причем это зрелище отнюдь нельзя назвать приятным.

— Боже мой! — промямлил Хассел. — Это же я — явился убивать Вашингтона в тот первый раз. Перенесись я сюда теперь часом позже, и Вашингтон был бы уже мертв. Эй! — крикнул он. — Постой-ка! Обожди минутку. Сначала мне надо кое-что выяснить.

Хассел не обратил на себя внимания; похоже, он вовсе не замечал себя самого. Он направился прямо к полковнику Вашингтону и выстрелил ему в брюхо. Полковник Вашингтон упал замертво. Убийца осмотрел тело, а затем, игнорируя попытки Хассела остановить его и вовлечь в диспут, развернулся и зашагал прочь, злобно бормоча что-то себе под нос.

— Почему он меня не слышал? — удивился Хассел. — И не видел? И почему я не помню, что останавливал сам себя, когда стрелял в полковника первый раз? Что происходит, черт побери?

Чрезвычайно взволнованный, Генри Хассел переправился в Чикаго начала сороковых годов и заглянул в Чикагский университет, на площадку для игры в сквош. Там, среди скользких графитовых брикетов, в графитовой пыли, он отыскал итальянского физика по имени Ферми.

— Повторяете опыты Марии Кюри, не так ли, dottore? — сказал Хассел.

Ферми огляделся вокруг, точно услышав какой-то слабый звук.

— Повторяете опыты Марии Кюри, dottore? — проорал Хассел.

Ферми как-то странно посмотрел на него.

— Откуда вы, amico?

— Оттуда же, откуда и все.

— Из Госдепартамента?

— Да нет, из университета. Скажите, dottore, это правда, что Мария Кюри открыла деление атомного ядра в тысяча девятьсот каком-то?

— Нет! Нет! Нет! — завопил Ферми. — Мы первые, и мы еще не закончили. Полиция! Полиция! Шпион!

— На этот раз я хотя бы попаду в газеты, — проворчал Хассел.

Он вынул свой верный пистолет, вогнал в грудь профессора Ферми всю обойму и стал ждать ареста и заточения в тюрьме, сопряженного с громким процессом. К его изумлению, профессор Ферми даже не упал. Он всего лишь внимательно осмотрел свою грудную клетку и сообщил сбежавшимся на его крик людям: