Евгений Филенко - Энигмастер Мария Тимофеева

– Зимняя оттепель, – отвечает Маша. – Яйцо всмятку по утрам.

– И это тоже… Когда меня не станет, они будут мариновать тебя здесь до морковкиного заговенья. Потому что ни черта не понимают. И никто не понимает… теперь даже я. Если бы мне только знать, что же в нас с тобой разного!..

Маша вынуждена склониться над ним, чтобы слышать голос и разбирать слова.

– Ты должна знать, – шепчет Гарин. – Это не бред… бред будет позже… а может быть, бог убережет… Резервный модуль. Точно такой же, как этот. На Санграмике. Это соседняя планета, внутренняя. В системе Тьямурон восемь планет. Которые никому не интересны. Только Бханмара, а еще Санграмика. Координаты есть в памяти блимпа, я сам вводил. Это не бред и не чье-то своеволие… так предусмотрено регламентом карантинных мероприятий. На случай, если тебя отсюда выпустят… но ведь не выпустят же… но ты имеешь право знать… ты энигмастер…

Гарин вдруг открывает глаза – зрачков не различить в кровавой пелене, – и хрипит с неожиданной ненавистью:

– Пшли от моего мозга, твари!

На этом силы оставляют его окончательно.

«Я думала, будет страшно», – думает Маша, словно бы со стороны.

Но Гарин жив. Парус на груди вздрагивает через долгие промежутки, словно пытается сорваться на волю. Синие губы еще шевелятся. Если приникнуть к ним ухом, можно услышать: «Улетай. Улетай».

Маша сидит в своем кресле. Не с ногами, как обычно, а в строгой позе, с прямой спиной и сложенными на коленях руками. Напротив нее распахнут экран видеала, откуда на нее сочувственно глядят товарищи по группе.

Первым отваживается заговорить Пармезан:

– Перестань плакать.

– Я не плачу. Они сами текут. Я уже устала с ними бороться. Просто не обращайте внимания.

– Как там?.. – осторожно интересуется Стася Чехова.

– Он жив, – коротко отвечает Маша.

– Вот же экспонат! – вдруг взрывается Тема Леденцов, он же Леденец. – Храбрец с суицидальными наклонностями…

– Мы не станем сейчас выяснять мотивы и последствия его поступка, – обрывает его речи Маша.

– Хорошо, – легко соглашается Леденец. – Что же мы станем выяснять?

– У нас очень мало времени. Я хочу, чтобы не далее чем через полчаса мы точно знали, почему я здорова, а он – нет.

– Это невозможно, – говорит Эля Бортник. – Мы все только этим и…

– Не обсуждается, – противным канцелярским голосом вмешивается Пармезан.

– С чего начнем? – настаивает Леденец.

– Биометрические характеристики, – говорит Маша. – Гарина и мои. В чем отличия. Я точно знаю, что эти отличия есть. И мы их сейчас установим.

– Как это ему поможет? – хмурится Эля.

– Не обсуждается! – рычит Пармезан.

– Ладно, – кивает Эля. – Возраст? Пол? В конце концов, ты девушка, а он…

– Кванну безразлично, кто перед ним, – напоминает Стася. – Юноша, девушка или дерево.

– Согласна, – говорит Эля. – Пропускаем. Это лежит на поверхности и, скорее всего, не имеет решающего значения. Все дело в иммунной системе.

– Но доктор Вишневский прошерстил твою иммунку вдоль и поперек, – подхватывает Стася. – Это ему ничего не дало.

– И все же твои фагоциты справляются с кванном, – добавляет Эля.

– Или кванн не справляется с моим организмом, – говорит Маша. – Помнится, Му… доктор Вишневский говорил…

– Да ладно, – фыркает Леденец, – мы все зовем его Мухомором.

– Откуда вы это подцепили?! – удивляется Маша.

– От тебя. Ты проболталась пару раз.

– Я стала ужасно невоздержанной на язык, – вздыхает Маша. – Так вот, Мухомор говорил, что на первоначальном этапе инвазии кванн ведет себя агрессивно. А потом вдруг угасает, сдувается и без сопротивления выводится из организма.

– Вначале он видит в тебе очередную жертву, – поясняет Эля. – Ты живая, теплая и приятная на вкус. А попав внутрь тебя, он обнаруживает, что все не так уж и клево. И теряет аппетит.

– Твои клетки кажутся ему неживыми, – говорит Стася. – Это только мы знаем, что ты живая! Кванн же оказывается дезориентирован. Должно быть, период его существования в пассивном, созерцательном состоянии невелик.

– Но почему, почему? – Маша начинает нервничать. – Что с моим иммунитетом не так?

Эля Бортник вдруг вскакивает и убегает. Чтобы вернуться до того, как остальные удивятся ее отсутствию. Ее острое личико в обрамлении легкомысленных рыжих кудряшек пылает румянцем. Эля дудит под нос что-то патетическое, дергает себя за уши с огромными круглыми серьгами, словом – ведет себя неадекватно.

– Кажется, я зна-а-аю…

– Очень мило, – говорит Пармезан выжидательно.

– Как приятно отвечать на правильно поставленные вопросы! – восклицает Эля.

– Элеонора Бортник, – Гена потихоньку свирепеет. – Тебя не затруднит излагать свои мысли лапидарно, без половецких плясок и дешевых спецэффектов?

– Нисколько, – беспечно отвечает Эля. – Машечка, все дело в возрасте.

– Мы отклонили это предположение, – вставляет Леденец, которому скучно чувствовать себя не у дел.

– Сколько Гарину лет? – спрашивает Эля.

– Н-ну… я не знаю… – теряется Маша. – Сорок? Пятьдесят?

– Сорок четыре, – говорит Стася, поглядывая на персональный мемограф.

– Вот! – радуется Эля. – А тебе двадцать четыре.

– И что?

– Все мы знаем, – тараторит Эля, – что первичные медицинские процедуры по стимуляции иммунной системы проводятся в возрасте двух-трех лет. После чего мы становимся невозможно здоровыми, невосприимчивыми к большинству инфекций. Еще спустя пару лет благодаря цитихнезису или бенигнальной профилактике Партениадиса-Терзиоглу клетки наших юных организмов становятся способны к репаративной регенерации. Но сейчас не об этом… А помните «искроцветку»?

– Ну, помню, – первым откликается Леденец. – Розовый шарик с искорками внутри. Его еще глотать нужно.

– Как ты можешь помнить? – изумляется Стася. – Тебе было два года!

– Да я весной племянников-близняшек кормил этой фигней!

– Вот! – Эля выставляет перед собой указательный палец.

– Что «вот»? – Леденец озадачен.

– А то, что «искроцветка», официальное название – гамма-эттикод, была включена в обязательный набор детских иммуностимуляторов двадцать один год назад. То есть все мы лопали розовые шарики…

– …в то время как Гарину он не достался? – осеняет Машу.

– Абсолютно точно! – говорит Эля. – Взрослым он рекомендован, но не обязателен! Я смотрела его медицинскую карту.

– Откуда она у тебя? – настораживается Пармезан.

– Стаська дала.

– Даже не спрашиваю, как она до нее добралась…

– Странно, что Мухомор до этого не додумался, – замечает Маша.

– Могу объяснить, – энергично откликается Эля. – Мухомор умный, но старенький. Столько вообще не живут! Он о всяких там розовых шариках для детишек даже и не думал…