Владимир Романовский - Полезный Груз

– Правление будет присутствовать на суде в качестве …э …ответчиков.

– Правление чего?

– «Мечты».

– А, «Мечты», – протянула Чайковская. – Да, я что-то слышала.

Скоропадский и Ходорченко переглянулись еще раз, и Скоропадский рассердился и сказал веско:

– Анита Диеговна, не нужно с нами шутить. Дело-то серьезное.

Чайковская сделала еще глоток, и сказала:

– У меня свои дела есть, тоже серьезные.

– Вас могут пригласить, возможно уже пригласили, но вы забыли.

– Пригласить?

– На суд. В качестве свидетеля. Свидетеля обвинения.

– Ничего не понимаю, – протянула Чайковская. – Меня-то в чем обвиняют, что ли?

Ходорченко надул щеки, а Скоропадский, сунув руки в карманы костюмных брюк, сказал:

– Ответчиками выступают три человека из правления, Анита Диеговна.

Чайковская пригубила снова кофе и опять промолчала.

– Три человека, – настаивал Скоропадский. – Лопухин, Глезер, и Сванидзе.

Чайковская поставила чашку на стол.

– Сванидзе? – переспросила она. – Какой Сванидзе?

– Эдуард.

– Эдик?

Она задумалась. Скоропадский и Ходорченко ждали.

– Эдика судят? – спросила Чайковская.

– Его обвиняют.

– В чем?

Скоропадский перечислил, поморщась:

– В хищениях, незаконных сделках, неуплате налогов, лоббировании…

– … взятках, – добавил Ходорченко. – И, возможно, заказных убийствах.

Скоропадский сделал ему грозный знак и сказал:

– Анита Диеговна, если вас в последний момент вызовут на суд, то есть, просто приедут за вами и отвезут в здание суда, будет неприятно всем…

– Еще чего, – возразила Чайковская. – Сам наворовал, пусть сам и выпутывается. Я ему говорила! Умерь, козёл, аппетиты. Он никогда не слушает. Вот пусть теперь его засудят, сука, так ему и надо.

Она пригубила кофе.

– Анита Диеговна, вашего согласия не спросят, если приедут. Вы числитесь в списках свидетелей, и ваша подпись значится на нескольких документах, показывающих, что с вами говорил прокурор.

Чайковская посмотрела на ногти левой руки и решила, что в принципе все в порядке, но зайти в салон сегодня не помешает. Скоропадский решил, что нужно назвать фамилию прокурора.

– Пугайло, Степан Макарович.

Чайковская что-то вспомнила.

– Пугайло? Пугайло … А как он выглядит?

Скоропадский сказал:

– Маленький. Тщедушный. Лысый.

– А, да, помню. В баре подходил пару раз, представлялся. Говорил, короче, что работает в юстиции … но при этом имеет увлечения. Показал мне фокус с платком и стаканом. Я этот фокус сто раз видела. Это неправда, что я Эдика бросила. Эдик сам меня бросил. Дурак потому что. Я его любила очень. Так вы от Эдика?

– Мы от его коллеги, Анита Диеговна, – терпеливо объяснил Скоропадский. – От Лопухина.

– Коллеги … Эдик тоже все время говорил «мои коллеги». Ну к что же, помогли они ему, коллеги его?

– Анита Диеговна, Лопухин…

– Чего он от меня хочет, этот ваш Лопухин?

– Ему нужно, чтобы вы не приходили завтра на суд. Так будет лучше для всех.

– Ишь ты, – Чайковская улыбнулась иронической улыбкой и понимающе кивнула. – Чтоб я не приходила. Мужики всегда заранее знают, что для всех лучше. А Эдик будет на суде?

– Да, разумеется. Он ведь один из подсудимых.

Чайковская поразмыслила и сказала:

– Ну я тогда приду, конечно. Просто посмотреть на его рожу, позлорадствовать. Допрыгался, козёл.

И снова Скоропадский и Ходорченко переглянулись, и Скоропадский как можно более ласково сказал:

– Анита Диеговна, именно против этого мы и хотим вас предостеречь.

– А? Чего?

– Вам не нужно завтра приходить на суд. Ваше появление может повредить многим хорошим людям.

– Как это оно им повредит? – удивилась Чайковская. – Я просто приду посмотреть. А где его судят?

И снова переглянулись Скоропадский и Ходорченко, и первый кивнул второму, и второй вышел.

Выйдя в гостиную, Ходорченко отошел на несколько метров и вытащил мобильную связь.

– Да, слушаю тебя, – сказал голос на другом конце связи. – Уговорили?

– Она ненормальная какая-то. То не собиралась ехать, то теперь вдруг хочет присутствовать. И болтает много.

– Значит, надо увозить. На неделю съездите с ней куда-нибудь, хоть в Питер.

– Заупрямится.

– Не суетись, боец. Тебе известно, что нужно делать в случае несогласия. Сообщите мне, как только прибудете в Питер. Сводите ее на какое-нибудь шоу, она любит, и постарайтесь не давать ей пить. Пить ей совершенно нельзя, она как выпьет рюмку, так сразу скандал на весь город. Ты понял, Ходорченко?

– Да.

– Выполняй.

Ходорченко вернулся в кухню.

– Нет, почему же, – говорила Чайковская. – Что я – не имею права придти, что ли? Ничье спокойствие это не нарушит. Как это появление усталой неудачливой женщины может кому-то повредить! Бедный Эдик, посадят его. Козёл … Я вот позвоню папе, он посодействует.

Скоропадский возразил ласково:

– Не нужно, Анита Диеговна. Зачем же папу тревожить. Папа ваш – человек государственно занятый.

Он оглянулся, и Ходорченко сделал утвердительный кивок.

– А сделаем мы так, Анита Диеговна, – продолжал Скоропадский. – Сейчас в Петербурге как раз новый сезон, много интересных шоу. Давайте съездим на пару дней, а? Вы развеетесь, и мы с вами за компанию.

Этого Чайковская не ожидала.

В растрепанных ее мыслях сделался заскок, потому что нельзя ж вот так человеку сразу много разного преподнести за одно утро и ожидать, что оно все само разложится по полочкам. То Рамбуйе оказался подонком из подонков, то Эдик под судом, то нежелательно в суд идти, то нравоучения – не нужно папу беспокоить, а чего ж его не беспокоить, если он папа, для чего папы вообще тогда – а теперь вдруг Петербург и новый сезон.

Тем не менее, Петербург – это интересно.

Давешняя ссора с подонком Рамбуйе внесла в настроение Аниты элемент грусти, а с грустью пришло легкое отвращение ко всему, что с Рамбуйе связано – артистическая элита, московский образ жизни, сама Москва. Петербург – не Москва.

Чайковская никогда не путешествовала в одиночку, и не могла припомнить, когда последний раз выходила одна из дома. Всегда кто-то сопровождал; то подруга, то подруга подруги, то мужчина, то несколько мужчин. И даже когда никого не было, а был лишь просторный нашответ с выделенным папой шофером – все равно ведь был этот самый шофер. И когда она две недели назад познакомилась с девушкой из низших слоев популяции, и они ходили в какой-то странный бар, а потом гуляли по парку, а потом перезвонились и снова встретились – шофер всегда был рядом, и исполнял как бы обязанности телохранителя. (Он на самом деле их исполнял, но Чайковская об этом не знала). Питер, заманчиво, но ехать туда одной – странно, непривычно, а звонить кому-нибудь, мол, не съездить ли нам с тобою в Питер? – тоже ведь странно. Чайковская была в Питере до этого, может, раз десять в общей сложности, и ни разу, ни в детстве, ни в юности, ни во взрослости, не проявляла первая инициативу посетить полночную столицу.