Максим Тихомиров - Дело треножников

— Ватсон, как по вашему, что это? — спросил Холмс, перебрасывая мне некий цилиндрический предмет размером с небольшой, на одну чашку чая, термос.

Сделан цилиндр был из серебристого металла. Поймав его механистической рукой, я ощутил, что он весьма тяжёл — датчики показали вес в два с половиной фунта. Гидравлические усилители моей чудо-руки легко справились с резьбою крышки. Облако изморози поднялось изнутри. В центре цилиндра лежал небольшой стеклянный сосуд с замороженной жидкостью жемчужного цвета. Немного прибавив температуру в металлических пальцах и открыв плотно притёртую крышку, я ощутил терпкий запах, напоминающий аромат цветов каштана.

— Вне всякого сомнения, это образец семени. Спермы, — пояснил я вытаращившемуся в изумлении шеф-инспектору. Впрочем, сам я испытывал не меньшее изумление от всего происходящего, разве что, смею надеяться, не так откровенно его демонстрировал окружающим.

— Ч-ч-чьей спермы? — выдавил из себя Лестрейд.

— Не имею ни малейшего представления, — пожал я плечами. — Нужен как минимум микроскоп, чтобы дать предварительный ответ.

— Микроскоп доктору, живо! — заорал Лестрейд и тут же, не надеясь на исполнительность и расторопность подчинённых, сам умчался на его поиски.

— Этот сосуд обнаружили внутри треножника, — любезно пояснил Холмс.

— Ничего не понимаю, — признался я, чувствуя, как жалко звучит мой голос.

— Разверните записку, — подбодрил меня Холмс.

На перфорированной бумаге летящим почерком Холмса было написано одно-единственное слово.

«Треножник».

— Холмс! Вы не устаёте меня поражать! — вскричал я. — Но, чёрт побери — как?!

— То ли ещё будет, мой дорогой Ватсон, — рассмеялся знаменитый сыщик, крайне довольный собой. — Ведь дело-то только начинается!

И с этими словами мой друг ловко полез по верёвочной лестнице вверх — туда, где в ржавой сфере капсулы боевого треножника ждал встречи с ним мёртвый марсианин.

Лишившись дара речи, я только и мог, что смотреть ему вслед.

Я плыл в пустоте, полной гипнотизирующего вращения радужных спиралей. Тело мое не имело веса, и я знал, что бесплотен. Музыка небесных сфер ревела в ушах, звук то нарастал, делаясь оглушительным, то затихал, доносясь словно через толстый слой ваты. Во всём этом цвето-свето-звуковом хаосе присутствовал некий странно знакомый ритм, и в какой-то миг я понял, что это — биение моего сердца.

Значит, я всё-таки жив.

— Какого дьявола, Ватсон?!

В хаотическом кружении неясных образов перед внутренним взором возникла некая фигура. В какой-то момент я вдруг понял, что глаза мои уже открыты, но взгляд упорно отказывается фокусироваться на окружающих предметах.

— Он глаза открыл!

Голос. Молодой. Женский. С надрывно-истерическими нотками. Знакомый голос. Первый тоже знаком. Его хозяина я знаю давно, дольше, чем юную истеричку. Тревожные нотки в голосе истерички почему-то доставляют удовольствие. Не злорадство. Радость?

— Ватсон, да приходите же в себя!

Резкий запах аммиака. Нечем дышать! Распахнутые глаза ничего не видят — слёзы текут ручьями.

— Лестрейд, ищейка вы разэтакая, осторожнее же с доктором!!!

Имя.

Знакомое имя…

— Да бросьте вы, Холмс! Добрая порция нашатыря ещё никому не вредила. Видите, пришёл наш доктор в себя. Эй, Ватсон, вы меня слышите? С возвращением в мир живых!

Сквозь реки слёз всё чётче проступают образы, всё более знакомыми становятся с каждым мгновением — словно память возвращается одновременно со зрением, подсказывая названия каждого увиденного предмета, имя каждого из людей, сгрудившихся вокруг.

Вот этот, похожий на гибрид хорька и фокстерьера, облачённого в клетчатое пальто, такое же кепи, полувоенного кроя бриджи и тяжёлые башмаки с гамашами — Лестрейд. Шеф Скотланд-Ярда с так и не искоренёнными высоким положением повадками уличной ищейки.

Зарёванная юная особа рядом, рыжекудрая обладательница самых зелёных глаз на свете, которые мне когда-либо доводилось видеть — несомненно, мисс Хадсон. Чудесно выглядите, мисс. Вслух я ей этого не говорю — и вряд ли когда-нибудь скажу.

Высокий джентльмен в пурпурной крылатке и цилиндре того же модного в этом сезоне цвета пристально всматривается мне в лицо. Стальные глаза над ястребиным носом, упрямая линия подбородка, бескровные тонкие губы, сжатые в нить.

Мистер Шерлок Холмс. Мой добрый друг и патрон, собственной персоной.

И тогда по всему выходит, что я — Ватсон. Джон Хэмиш Ватсон.

Военный врач, ныне в отставке. Слуга Короны… тоже в отставке, хотя это секретная информация. Как и сама служба.

И я лежу на земле.

А высоко в странном небе, сделанном словно бы из серой тряпки, прямо надо мной парит на трёх ходульно-тонких ногах ржавый, поросший красным вьюном шар, с которого свисают, едва не касаясь мостовой, тонкие металлические щупальца.

И я знаю, что в недрах шара, на странном ложе, в центре паутины проводов и трубопроводов слепо таращит тёмные, подёрнутые мутью шары огромных глаз мертвец — мертвец не из нашего мира.

Воспоминания возвращаются рывками, всё быстрее и быстрее, словно прорвав плотину беспамятства. Дирижабль, пари, ошеломление от встречи с треножником.

Потом — темнота.

Странно.

Сильные руки подхватили меня, усадили и поддерживали под спину, пока мисс Хадсон, словно заботливая сиделка, вливала в меня сладкий, дочерна заваренный чай из мятой оловянной кружки армейского образца.

— Ватсон, Ватсон, — беззлобно ворчал Холмс, придерживая меня за плечи. — Вас ни на минуту нельзя оставить без присмотра.

— Что произошло? — спросил я.

— Вы расхаживали по двору в крайнем волнении, что я приписал обычной впечатлительности вашей натуры, мой друг. В какой-то момент я перестал обращать на вас внимание, а потом на некоторое время потерял из виду. Потом мисс Хадсон начала кричать, что доктор упал. Мы нашли вас здесь, у ограды, без сознания.

— В обморок вы упали, доктор. Всего и делов, — влез в разговор Лестрейд.

— Я не склонен к обморокам, — возразил я.

— Уверены, доктор? — скептически прищурился этот хорёк.

— Абсолютно. Мне позволяют совершенно определённо утверждать это некоторые…, гм, специфические особенности моего организма.

Например, то, что моё сердце будет неутомимо работать ещё много лет после того, как уснёт спрятанный в моём плече атомный котёл, приводящий в движение искусственную конечность, которая заменила утраченную правую руку.

Впрочем, знать об этом Лестрейду совершенно не обязательно.

— Тогда что с вами произошло? — спросил шеф-инспектор.

— Не знаю, — честно ответил я. — Совершенно ничего не помню.

— А что видели вы, Анжелика? — Холмс повернулся к мисс Хадсон и пристально взглянул на неё.