Michael - Зверь внутри

Щуплов лежал на кровати, глядя в потолок. Ему нездоровилось. То ли это было последствием ранения, то ли он подхватил какую-то болячку, до того ему неизвестную, но во всем теле он ощущал слабость. На работу он не пошел, а так и валялся с самого утра на кровати, разве что пару раз сходил до ветру. Хозяйка посматривала на него подозрительно, но с расспросами не приставала.

Хотя и с трудом, но в ту ночь, вернее, в то раннее утро, он кое-как отболтался. Может, во многом, помогла и его способность отводить глаза, так как хозяйка, похоже, не обратила никакого внимания на ведро, наполненное побуревшей водой, и даже как-то благосклонно восприняла объяснения типа того, что ему не спалось и он решил слегка прибраться… А может, старуха была попросту дурой; что ж, тем было лучше для нее…

А в этот день с утра его и прихватило… Александром овладела полнейшая апатия, только порой мысль об Ане Авдотьиной согревала, так хотелось, чтобы девушка пришла, навестила… Три дня он ее не видел и соскучился, а она не шла…

Щуплов попытался было вновь почитать тот злосчастный детектив Марининой, но на этот раз его не хватило и на абзац: книжка с шелестом упала в щель между стеной и кроватью да так и осталась там лежать…

«Кого это черти несут?» — раздраженно подумал он, прислушиваясь. В том, что пришли по его душу, причем совсем не с добрыми намерениями, Александр был отчего-то уверен.

В комнату вошли не постучавшись. Щуплов не слишком удивился, увидев Пареева, о том, что участковый жаждет с ним «потолковать» он догадывался давно, но вот того, что страж порядка будет так омерзительно пьян, Александр вовсе не ожидал.

— Лежишь? — вместо приветствия промычал Виктор. — Падла!

Александр встал на ноги. Слабость, как ни странно, после появления участкового, стала проходить, но вместе с тем Щуплов почувствовал, что его начинает трясти. В глазах помутилось, лицо Пареева, маячившее где-то совсем близко, стало казаться размытой красно-белой кляксой.

— Э! Э! Ты чего?! — в голосе Виктора больше не слышалось пьяного наезда. — Почему ты на меня так смотришь?

И тут Щуплов зарычал. Негромко, но довольно угрожающе.

— Ты чего?! Чего? — Пареев чувствовал, как выходит из него хмель, а вместе с хмелем и остатки храбрости. Он сначала даже пытался думать, что это происходит такое; остатками здравого рассудка, уже освободившегося от алкоголя, но еще не поддавшегося панике, он тщился понять: что же с этим недоделком не так, помимо того, что он рычит и брызжет слюною, и вдруг понял: глаза Щуплова были красными! Не такими красными, как бывает у невыспавшихся людей, а такими, как бывают у монстров в фильмах ужасов!

— Э-э! — Виктор стал медленно отступать к двери, неуклюже пятясь спиной. Шажок, еще шажок… Щуплов наступал.

— Убир-райся! — человеческие слова с трудом угадывались сквозь рычание. — Я с тобой р-разберусь!

Парееву внезапно вспомнились два недавних преступления, изуродованные, растерзанные трупы, и он понял, кто это сделал. Озарение было таким неожиданным и таким ужасным, что…

…Участкового охватила паника.

— Это он! Я говорю тебе, это он! — захлебываясь твердил Пареев.

Илья догнал его возле самого дома. Виктор тяжело дышал, а на его лице застыло выражение ужаса.

— Что это ты? Белены обожрался? — Громов совершенно искренне ничего не понимал. — Ты ж так бежал, так бежал, я тебя с трудом догнал! Что там произошло? Уж не превратился ли твой шибздик в большого страшного зверя?

— Ты бы знал, — Виктор смотрел на Илью широко раскрытыми глазами. — Ты бы знал, как ты прав!

— Вообще-то я шутил, — пробормотал Громов…

— А вот мне не до шуток. Он — оборотень!

— Да, Витя, пить-то тебе надо было меньше.

— Я что, похож на пьяного?

— В общем, нет… Но перед тем был похож. Да еще как! Да ты ведь и был пьян, как сапожник!

— Да? — в голосе Пареева послышалась какая-то неуверенная беспомощность, словно он забыл о себе нечто такое, что все вокруг про него знали.

Громов же всерьез задумался. Конечно, ни в каких оборотней он не верил, но, с другой стороны, зная Виктора, он мог бы сказать однозначно: трусом тот не был. А по пьяни, наоборот, приобретал такую безрассудную храбрость, что, если бы его не унимали случившиеся рядом товарищи, он давно бы свернул себе шею. А сейчас он моментально протрезвел и дрожал от страха, что было крайне удивительно.

«Что же там произошло? — думал Илья. — Он же совсем не в себе!»

Пареев действительно походил на сумасшедшего: он что-то нес насчет оборотней, опасности для своей жизни, и кончилось тем, что встал и запер входную дверь на засов. Громов смотрел на него с недоумением…

Посещение Пареева, как ни странно, оказалось для Александра сродни фляге прохладной воды для умирающего от жажды путника в пустыне. Он стал чувствовать себя намного лучше: слабость прошла, туман перед глазами рассеялся и, что самое странное, он уже с трудом вспоминал: а был ли Пареев и, если был, то чем окончилось его посещение? Но в подобного рода недоумении ему не пришлось пребывать долго: к нему пожаловал новый гость, а точнее, гостья.

…Авдотьина-старшая исполнила-таки свою угрозу и явилась к Щуплову, чтобы поговорить с ним на чистоту. Сопровождаемая Филипьевной, с лица которой еще не стерлось выражения крайнего удивления позорным и недостойным поведением участкового, она вошла в комнату Александра.

Тот не ожидал появления кого бы то ни было так скоро и вздрогнул. Это показалось Авдотьиной добрым предзнаменованием и залогом ее победы в грядущем словесном поединке.

— Я пожалуй, выйду, — проговорила Филипьевна, отодвигаясь в коридор. — А вы уж тут как-нибудь… Без меня.

Авдотьина нетерпеливо кивнула головой.

…Если сперва Щуплов и смутился, то взял себя в руки очень быстро.

— Здравствуйте, — вежливо, как и подобало, проговорил он. — Простите, мы так и не были представлены друг другу… Меня зовут Александр.

Авдотьина смешалась. Она ожидала чего угодно: хамства, мальчишеской похвальбы, упреков в предрассудках, свойственных старшему поколению, но отнюдь не вежливого приветствия.

— Знаю уж, — проговорила она. — Наслышана. А меня — Полина Васильевна.

— Как хорошо, что вы ко мне зашли, Полина Васильевна… Я тут приболел немного, но сейчас почти выздоровел… И еще, примите мои извинения за мое поведение во время нашей предыдущей встречи… Я вел себя недостойно.

Авдотьина не знала что и сказать. Все решительные слова, тщательно обдуманные ею на пути из дома, куда-то делись, и она беспомощно глядела на Щуплова. Тот ждал, не сводя с нее пытливого взора.

— Ну ты это… — начала она, и это было далеко не то, что бы ей хотелось сказать в начале. — Что у тебя с моей дочерью?