А. Вороной - Банда профессора Перри Хименса

Каген и тут установил систему, передав свои функции распорядителя злому, размахивающему шмайссером, выкрикивавшему поминутно: «Убью! Расстреляю всех, кто сунется вне очереди!» — раненому, с обожженным лицом танкисту из дивизии СС «Нордланд», невысокому обер‑капитану, сказав, что как только он пропустит триста человек, то может потом и сам смениться, найдя подходящую замену.

После исчезновения в кольце Кагена стало не легче. Фрэнк хотел малость вздремнуть, но ему обер‑капитан не разрешил. Он толкнул его в спину автоматом, бесцеремонно указывая на приборы. И Фрэнк никак не мог перевалиться в кольцо, все время его назад оттягивали за телеграфный провод.

Звуки сражения, взрывы авиационных бомб, пулеметные трели нарастали с каждым часом, приближаясь к развалинам, к площади Адольфа Гитлера. Но вместе с тем же с каждым часом увеличивалось количество желающих воспользоваться кольцом разрыва пространства. Все новые и новые эсэсовские части выстраивались в колонны перед выходом на площадь, дожидаясь своей очереди.

После своих многодневных мытарств по джунглям Амазонии Дик Ричардсон изменился, стал неразговорчив еще больше, но лицо его приняло какое‑то добродушное, кроткое выражение, как у того херувима. И лишь месяцы, проведенные в тюрьме, и нервотрепка судебного процесса, на котором он был оправдан, немного отразились на нем. Он стал более покладист, исчез его диктаторский гонор. Его поначалу радовало обилие людей, обилие автомобилей, домов, шум, ритм цивилизованного современного большого города. Но вскоре он снова начал ощущать какое‑то неясное раздражение, и вскоре все это уже начало его злить. И он теперь, мысленно возвращаясь к тем дням своего скитания, к той дикой первобытной природе, напичканной дикими животными, к тем простым первобытным условиям и законам жизни почему‑то ощущал какую‑то тягу туда, какой— то зов сельвы, не желавшей отпускать его и здесь. Ему опять стали надоедать толпы себе подобных гомо сапиенсов, однотипных, похожих на заведенных роботов, запрограммированных кем‑то еще с детства; стали раздражать полчища автомобилей, таких же однотипных, почти ничем не отличающихся от этих роботов‑людей; не хотелось смотреть на этих высоченных каменно‑бетонно‑металлических истуканов, однотипных, неживых, серых, неорганических, в которых расположились разные там банки, офисы, завода, фирмы.

Его теперь многие узнавали на улицах, и это ему доставляло неприятные переживания, много хлопот, от которых он старался теперь избегать, он хотел опять уйти в себя, но здесь, в городе, этого сделать было почти невозможно. Он одно время перестал бриться, надеясь таким способом изменить свой облик. Но тогда его еще больше узнавали те, кто смотрел передачу «Один на один», его скитания под силовым колпаком номер два в Бразилии. Обросший щетиной он походил опять же на того бандита, как две капли воды. А когда он сбрил все, то его опять же узнавали все те, кто с не меньшим азартом смотрел передачу из зала суда в Питтсбурге.

И вот теперь, готовясь к этому важному свиданию, он прикрепил усы, бородку, жиденькую, клинышком, козлиную. Глядя в зеркало, он отмечал, что стал сильно похож на своего далекого предка, на Петра Гарина. Но не это его сейчас беспокоило, хотя Кэти и сильно хохотала, наблюдая за его маскарадными приготовлениями, а то, что ему нужно ехать на свидание в центр Нью‑Йорка, в кафе «Демпси», расположенное рядом с городским управлением ФБР.

И опять же, не соседство с ФБР его волновало, — он оправдан, все обвинения в убийстве мадам Нонг Ки с него сняты — а то, что там, в этом кафе, будет и тот человек, которого агенты ФБР, по всей вероятности, давно и безуспешно разыскивают, и которого они бы с большой радостью сцапали.

Что заставило этого сильного и умного человека назначить свидание в таком опасном месте, ему было пока неведомо. Но ему не хотелось и послужить причиной поимки того. И вот почему он так тщательно рядился, чувствуя подсознательно, что нужно надеть, как нужно выглядеть. Кэти ему помогала. Она, видимо, еще не потеряла хорошего вкуса к таким переодеваниям. Она, собственно, и подсказывала, какую шляпу выбрать, какой кожаный, чуть потрепанный, плащ, и даже приладила Дику под мышкой на ремешках игрушечную сынишкину кобуру, набив ее туалетной бумагой. «Авось она тебе и пригодится!» — визжала от смеха Кэти, привлекая на сборы детишек, и те тоже смеялись, глядя на папочку. Эрик все выспрашивал: «Папа, ты идешь бандитов ловить?» А меньшая, Карен, так та целилась в него из большого пластмассового кольта. И Кэти шлепнула ее под зад, обозвала «зас… террористкой» и, без сомнения, совершенно напрасно и несправедливо. Ибо девочка была весьма и весьма воспитанной и аккуратной и всегда в нужный момент пищала: «Баба, хочу пи‑пи!»

И теперь Дик Ричардсон, ни дать ни взять, был похож не то на приехавшего из провинции шерифа, прятавшего у себя под мышкой свой старенький «вальтер», не то на частного детектива, но тоже, пожаловавшего в большой город из провинции на какое‑нибудь важное совещание или на курсы повышения квалификации. А то и на помощь местным блюстителям порядка, столкнувшимися со многими трудностями в столь трудный для них период.

Еще он долго не мог решить вопрос — брать ли ему свою «ясуру» или взять Кэтиного «ярославца». Кэти настаивала на том, чтобы он ехал на ее «ярославце», но только сменил номер. Она уже и приладила другой, отыскав его где‑то на свалке.

И все же они сели ему на хвост. Уже с час ему никак не удавалось оторваться от мощного «БМВ», оснащенного, как показывали приборчики на передней шкале «ярославца», детектором взрывных устройств. «Тоже мне, охотнички за террористами», — скривился Дик, обдумывая, как бы избавиться от назойливых полицейских, работавших грубо, прямолинейно.

Он то несся с бешеной скоростью по федеральному шоссе в сторону Вашингтона, то разворачивался где‑нибудь и опять с такой же скоростью ехал к Нью‑Йорку. А там, лавируя между перевернутых автобусов и автомобилей, объезжая мешки с песком, тлеющую мебель, баррикады, снесенные в бок полицейским бульдозером, пробирался по улицам Бруклина на свою магистраль, и снова ехал к себе домой, на Лонг‑Айленд. И в который уже раз спрашивал бабку, что ей купить из продуктов. Та удивлялась, что это сталось с внуком, какой он сделался воспитанный и заботливый.

Кэти хохотала. Она догадывалась, как разворачиваются события, пыталась подсказывать ему, куда ехать, где свернуть, где оставить машину. При этом не забывала его подкармливать, все причитая: «Ну и худющий же та, Дик! И смешной! Ты похож сейчас на… — она не договорила, опять залилась смехом. Он молча жевал манные лепешки, вкусные, их он, почему‑то, сильно теперь полюбил. — Ты похож на… на Иисуса Христа, Дик! Ты вылитый боженька!» И она снова заразительно прыснула.