Константин Соловьёв - Нантская история

Мне показалось, что и воздух здесь какой-то другой, как будто прогнанный через невидимый фильтр, более густой и прохладный. Наверно, если к такому привыкнешь, тяжеловато потом будет втягивать в легкие едкий фабричный смог.

— Хорошее местечко, — сказал Бальдульф, верно угадав мои мысли, — Да не по наши души. Аж обувь хочется снять чтоб не наследить.

— Да, миленько. Интересно, какая здесь рента.

— Уж повыше, чем в нашей развалюхе. Тут, Альби, простой люд не селятся, а только тот, что вторую шкуру запас, да жира под ней впрок. Богатые ремесленники, торговцы всякие, стряпчие, управляющие, префектусы… Чернь отсюда гоняют, и жестоко. Оно и верно, ко всякой голове своя шляпа.

— Ты тут служил?

— Что ты, — Бальдульф даже рукой махнул, — Кто меня с такой-то рожей сюда звал бы? Стража — она тоже разная бывает, кто в смердючих улицах крыс ловит, а кто, в начищенных доспехах шаг печатает да честь отдает… Далеко не всякий стражник в такие районы допускается. Эх, заметят нас сейчас, да спросят, чего ошиваемся. Под нейро-корректор, может, и не попадем, а, скажем, ногу отрубить вполне могут — чтоб не шлялся где ни попадя.

— Хватит меня пугать, Баль, мы уже здесь и обратного пути нет.

— Здесь-то здесь, да как ты дом нужный узнаешь?

— Да что тут узнавать… Вон его дом. Видишь? Два стражника у дверей.

— Точно. Неужто караулят?

— Тебе виднее. Поехали к ним.

Дом, у дверей которого замерли стражники, по аккуратности и чистоте не уступал прочим, но даже на их фоне казался особенно ухоженным. На нем не было ни пылинки, он блестел краской и сверкал пластиком, не дом, а собранная из крохотных деталей игрушка, которую кто-то каждый день заботливо полировал мягкой тряпочкой. Наверно, в таком доме и полагается жизнь настоятелю собора. Бальдульф немного оробел, когда мы приблизились, и неудивительно — чужая роскошь гнела, заставляла почувствовать себя самого грязным и убогим. С каким бы делом судьба не принесла тебя в такой домик, все равно будешь ощущать себя на пороге как ничтожный побирушка.

Стражники тут действительно были особенные, Бальдульф не соврал. Я таких не видела. На наших улицах стражники не особенно отличались от самого Бальдульфа — все не высокие, но кряжистые, как старые дубы, насупленные, с кривыми обезьяньими руками недюжинной силы, сломанными носами и настороженным, прощупывающим взглядом. Эти являли собой полную противоположность — высокие, статные, молодцеватые, они были облачены в новенькие кирасы с императорскими гербами, сверкающие шлемы с прозрачными забралами из бронестекла, поднятые по случаю жары, а на лице имели ухоженные подкрученные усики.

— Ну и чучела… — фыркнула я, но Бальдульф шикнул. И был прав. Несмотря на свой непривычный для наших глаз вид, эти привратники смотрелись достаточно грозно чтобы не хотелось поднимать их на смех. Вместо палиц и старых «масленок» они были вооружены короткими вибро-клинками в поскрипывающих кожаных ножнах, а также массивными многозарядными лайтерами. Говорят, эта штука может сжечь человека с пятидесяти шагов, превратив его в горсть горячего пепла. И, судя по напряженным взглядам, устремленным в сторону нашей небольшой процессии, шанс узнать это наверняка у нас определенно имелся.

— Кто такие? — спросил один из стражников, сверкнув глазами. Рядом с ним и Бальдульф выглядел ряженым в обноски стариком. О том, как выглядела я, времени задумываться не было.

— К отцу Гидеону, — сказала я твердо, — Он нас ждет.

— В богадельне вас ждут. Проваливайте, голодранцы.

— Вы не поняли, отец Гидеон сам назначил мне время для визита, — так нагло врать было глупо, но даже этим самодовольным хлыщам отец Гидеон вряд ли отчитывался о своих планах, — Это важное дело. Скажите ему, что пришла Альберка.

— А Папа Римский с вами не пришел? — стражник скривился, — Ехала бы ты отсюда, калечка, пока не рассердила никого. Не принимает святой отец сегодня, и милостыню не подает.

— А он об этом знает?

— Сейчас ты у меня узнаешь, — пообещал он многозначительно, — Проваливай, говорю.

Острые слова заплясали у меня на языке, как бесы у постели умирающего грешника. О, я знала что сказать чтобы сбить с этих лоснящихся холопов спесь!.. Но мне удалось сдержать себя. Иногда, в таких случаях, как сейчас, это требовало значительных усилий. Но если я и не способна была контролировать собственное тело, то язык пока еще оставался мне подвластен.

— Вам бы лучше выдумать причину посерьезней, — серьезно сказала я, — Потому как что-то мне подсказывает, что наш старый друг отец Гидеон, будет очень недоволен, когда узнает о том, что вы прогнали нас от дверей его собственного дома. Черт возьми, я думаю, он будет достаточно недоволен, чтобы лично поинтересоваться вашей судьбой. И проследить за тем, чтобы вы надолго запомнили наказание.

Это уже звучало зловеще.

— Приказ капитана, — сказал другой стражник, то ли менее агрессивно настроенный, то ли и в самом деле испуганный этой невинной угрозой, — В доме святого отца произошло преступление. Пока ведется расследование, посторонним туда вход воспрещен, будь этот посторонний хоть его близким другом, хоть архангелом Гавриилом собственной персоной.

— Приказ капитана? — я встрепенулась, — Капитана Ламберта?

Стражники переглянулись. То, что я знаю это имя, неприятно их удивило.

— Так точно, — сухо сказал первый, — Приказ отдан им.

— Я достаточно хорошо знаю и его. Уверена, он сделает исключение ради нас.

— Господин капитан находится внутри. Когда он выйдет, вы можете у него спросить, но не раньше.

— Но нам надо увидеть отца Гидеона именно сейчас!

— Приказ капитана был совершенно четок, не впускать ни одно постороннее лицо. Если вы будете настаивать, у нас есть полномочия применить силу. А теперь пропадите сами, если не хотите чтоб вам помогли.

Стражник опустил руку на рукоять лайтера, виднеющуюся из кобуры. Жест был достаточно красноречив, чтоб исключить все возможные контр-доводы. Разговор определенно был окончен, и по глазам облаченных в блестящие кирасы привратников можно было сказать, что угроза была отнюдь не пустой фигурой речи. Испепелить пару полоумных оборванцев, лезущих на прием к настоятелю собора — такая мелочь, за которую вряд ли получишь и взыскание по службе.

Обидно было проделать долгий и опасный путь лишь ради того, чтобы наткнуться на такой прием. «Сама виновата, — подумала я уныло, — Нечего было бросаться, как собака на кость. Можно было бы и подождать. В сущности, эти стражники, может, и мерзкие ребята, но работу свою выполняют честно. Последнее дело — допускать на место преступления посторонних, а мы сейчас именно посторонние, и здесь, и вообще во всей этой истории».