Ольга Романовская - Паук раскинул сеть

— Целиком. Мы с вами сейчас шкуру аккуратно снимем, остальным егеря займутся.

Министр пару минут наблюдал за действиями его величества, потом неодобрительно цокнул языком и сам снял шкуру. Сделал споро, быстро, благо не в первый раз.

Неприятный разговор состоялся тем же вечером в охотничьем домике. На правах родственника герцог жил в том же, что и королевская чета, когда как остальным приходилось ютиться в менее комфортабельном жилье. Министр знал здесь все ходы и переходы, поэтому ему оставалось лишь дождаться, когда её величество отойдёт ко сну, и, убедившись, что король не почтил сегодня супругу, пробраться в её спальню.

Комната тонула во мраке, даже не горел ночник. Дежурная фрейлина посапывала в соседнем помещении, чуть дальше, в караулке, прикорнула охрана.

Министр бесшумно привёл в действие регулярно смазывавшийся механизм и скользнул в комнату. Главное, чтобы королева не закричала, не подняла переполох. На этот случай пришлось подкрасться к кровати и зажать её величеству рот платком.

— Успокойтесь, это я. Не кричите, пожалуйста. Мне необходимо поговорить с вами.

Королева замотала головой и замычала, однако герцог не спешил отпускать её и крепко держал, не давая вырваться.

— Кивните, если согласны. Если нет… — министр вздохнул. — Сожалею, но придётся принять меры.

«Неужели задушит?» — пронеслось в голове её величества. Тем не менее, она кивнула. Герцог с облегчением перевёл дух и отнял ладонь.

— Арлан, вы с ума сошли?! — зашипела королева. Она села и прижала подушку к груди. — Вдруг кто увидит?

В ушах всё ещё стояли слова: «Придётся принять меры».

— С ума сошли вы, — поправил её министр и устроился в кресле рядом с кроватью. Свет зажигать опасно, придётся говорить так. Интонации голоса многое расскажут.

— Итак, Алисия, для чего всё это? Спектакль в гостях, соблазнение в лесу. Простите, но я не верю, будто привлекаю вас как мужчина.

— Напрасно, — опустив глаза, даже в темноте ощущая обжигающий взгляд собеседника, пробормотала королева.

— Не надо, Алисия! Я старше Донавела. Хотите усидеть на троне, ради этого готовы лечь под любого?

Злые слова хлестали по щекам. Правда горька, ранила герцога больше, чем королеву, но он не мог молчать. Иллюзии гораздо хуже боли. Да, министр говорил всё это любимой женщине, но она-то играла с ним, а не любила. Пусть знает, хозяин положения он.

— Арлан! — руки королевы бессильно упали на одеяло. Губы задрожали. — Как вы жестоки! Хотите думать, что я обманщица, думайте, но только слепец бы не заметил…

— … вашей верности мужу, — закончил за неё министр и встал, нависнув над её величеством. Та невольно сжалась и закрыла лицо руками, будто опасалась удара. — Признайтесь, вы думали о себе, своей безопасности. И я не покупал того кольца. То же, что произошло в лесу, не повторится. Никогда.

— Ничего не было, ваше величество, — с напором добавил он и присел на край постели.

— Было, — отняв руки, упрямо возразила королева. — Я помню ваш взгляд, ваши нежные слова. Кого вы обманываете, Арлан? Поверьте, женщина всегда почувствует разницу, поймёт, когда её любят, а когда изображают любовь. Вы же… Вы всегда нравились мне.

— Ложь! — покачал головой герцог. — Вы останетесь живы, но на большее…

Он не успел договорить: рука королевы нащупала его ладонь и поднесла к губам. Её величество целовала бережно, каждый бугорок, каждую царапинку. Ничего плотского, всё было настолько целомудренно и одновременно волнительно, что герцог не знал, как поступить. Королева же перевернула его ладонь и, уткнувшись в неё носом, пробормотала:

— Можешь не верить, но я никогда бы не тревожилась за того, кто мне совсем не дорог. Арлан, разве любят за возраст? Ты единственный помог мне, поверил…

— Какой спектакль! — герцог нашёл в себе силы отнять руку. Она будто горела огнём. — Не унижайтесь, вы получите то, о чём просите.

Плечи королевы на миг поникли, но уже через минуту она нервно, резким движением поднялась.

— Это ваш выбор, Арлан, я действительно не стану унижаться. Вон из моей спальни! Я не желаю вас видеть. Никогда. И не хвастайтесь тем, что случилось в лесу. Вашей заслуги в этом нет.

Герцог не сдвинулся с места, и её величество затеплила свечу. Накинув пеньюар, королева быстро туго подпоясалась, чтобы не осталось видно ни дюйма ночной рубашки, и скрестила руки на груди. Глаза пылали яростью. Губы подрагивали.

— Ваша светлость, я жду, — напомнила королева. — Мне разбудить фрейлину, позвать стражу? И не надейтесь, будто я совру, что ждала вас.

— Хорошо играете, Алисия, только я не верю, — хмыкнул министр и тоже встал. — Я уйду, можете не беспокоиться, всё необходимое я теперь знаю. Готовьтесь к вдовству и переезду из дворца. Предупреждаю только из добрых дружеских чувств. И напоминаю: попытка рассказать мужу обернётся плачевно. У вас сын, помните о нём.

Королева вздрогнула. Руки безвольно опали вдоль тела. От былой воинственности не осталось и следа.

— Но вы обещали! — недоумённо напомнила королева. — Вы обещали, что не причините вреда.

— Вам — да, но не вашему сыну. Спокойно ночи, ваше величество. Надеюсь, завтра вы блеснёте.

Герцог поклонился и направился к тайному ходу, но королева опередила его, не давая пройти.

— Арлан, не смей, слышишь! — прошипела она, ухватив министра за руку. — Не трогай Гидеона!

Министр горько усмехнулся и разжал её пальцы.

— Хотя бы собственного сына вы любите. Доброй ночи. И унижаться передо мной действительно не стоит. Женщина обязана быть гордой.

Вот и всё. По крайней мере, теперь он может успокоиться, а не жить, гадая, любит его королева или нет. Ничего не держит, ничего не отвлекает от цели. Завтра Донавел умрёт, королева ничего не успеет сделать. Она ведь не дура, побоится за сына. С её величеством нужно обращаться как с обычной женщиной. Тяжело, но герцог справится. Сильный человек управляет чувствами, а не они им.

В дурном настроении министр вернулся к себе. Сон не шёл, поэтому, не раздеваясь, герцог лёг на кровать и потянулся за свежими депешами. Из-за охоты он не успел все просмотреть, сейчас этим и займётся.

Рутинная работа успокаивала нервы. Чтобы окончательно забыть о неприятном разговоре, министр откупорил бутылку вина, которую в последнее время неизменно держал в спальне. Так, с бокалом напитка, такого же красного, как кровь, которая наполняла силой артефакты, герцог читал донесения и накладывал резолюции.

Завтра всё решится. Либо корона, либо плаха. Хотя нет, казнить себя Арлан ли Сомераш не позволит, живым в руки не дастся. Отравленный кинжал всегда при нём. Достаточно одного укола и забытье.

Дома герцог оставил письмо. Если начнутся обыски, его найдут, если всё обойдётся, прислуга не доберётся. В нём министр брал всю ответственность за заговор на себя и просил пощадить Натэллу, не лишать её дворянства и земель. Взамен министр оставлял короне большую часть своих сбережений, в том числе, в других государствах, столичный особняк и прочую недвижимость за исключением имения в Трие: оно предназначалось дочери. Как бы герцог ни относился к Натэлле, он не желал, чтобы та отвечала за его дела.