Игорь Шенгальц - Сыщик Бреннер

За то время, что я провел у Элен, на улице окончательно стемнело. Все разумные горожане прятались по своим домам. Уличные кафе и рестораны, обычно работающие до полуночи, были закрыты – никто не стал бы ждать посетителей в такой день, – на всех окнах тяжелые ставни, мощные двери заперты изнутри на засовы.

В Фридрихсграде бесчинствовали временные короли города, стараясь урвать как можно больше за краткий срок своего правления.

Я крался проходными дворами, стараясь не соваться на широкие улицы, где риск повстречаться с одним из «страусов» или шайкой революционеров был чрезвычайно высок.

Иногда мне все же приходилось пересекать открытые участки, но я предварительно осматривал все вокруг, дабы избежать ненужных встреч. Редкие газовые фонари, едва освещавшие перекрестки, помогали мне ориентироваться. Революционерам было не до меня. Они занимались тем, чем обычно занимаются все пираты и разбойники – грабили, убивали, насиловали, а после делили добычу между собой, и нередко этот дележ оказывался столь же кровавым.

Спасти кого-то было не в моих силах, поэтому я даже не пытался вмешиваться, когда в очередной раз видел, как весьма подозрительные типы, больше смахивающие на уголовников, чем на пламенных революционеров, ломились в тот или иной дом.

Повсюду слышалась отчаянная брань. Революционеры требовали отпереть двери магазинов, но в ответ получали отказ. Попытки силой вломиться внутрь не всегда увенчивались успехом. Горожане помогали своим соседям, открывая по мародерам стрельбу из окон.

Только раз я остановился, наткнувшись в очередной подворотне на парочку громил, зажавших в темном углу испуганную девчушку – совсем еще юную и беспомощную. Бедняжка даже не кричала, понимая тщетность любых призывов на помощь.

Я разрядил один из револьверов в спины насильников, не давая им ни малейшего шанса на спасение. Девушку немного забрызгало кровью, она застыла, не в силах пошевелиться от ужаса.

Ничего, придет в себя и, если повезет, найдет безопасное укрытие. Я сделал, что мог. Сунув ей в руки второй револьвер и кивнув на прощанье, я продолжил свой путь и вскоре добрался до Департамента.

Здесь дела обстояли даже хуже, чем в других местах. Дом, находившийся за высокой металлической оградой в некотором отдалении от дороги, в этот день многократно атаковали. Это было видно сразу: двери и окна выбиты, на некогда чистых стенах многочисленные выбоины от пуль. Барон-капитан всегда рьяно следил за чистотой и презентабельностью здания, считая его лицом полиции, к слову, так же требовательно он относился и к внешнему виду полицейских, безжалостно штрафуя всех, кто пренебрегал уставом. Судя по всему, Департаменту пришлось пережить сегодня несколько настоящих штурмов. Но теперь перед зданием не было ни души. Атакующие либо добились своей цели и захватили Департамент, либо же их что-то спугнуло, заставив отступить.

Во всем здании горело только одно окно на втором этаже, все остальные окна были темны и безжизненны.

Я из своего укрытия еще раз осмотрел Департамент и улицу, а потом решился и быстро перебежал дорогу, оказавшись рядом с выбитыми воротами. Никто не открыл по мне огонь, никто не выскочил навстречу. Меня тут не ждали. Заглянув в будку охраны, я нашел там мертвого постового. Бедолага – молодой парень, немногим старше той девчушки, которую я только что спас. Убит выстрелом в упор.

Посыпанная гравием аллея привела меня к зданию Департамента. По дороге я нашел еще несколько трупов полицейских в форме, но ни одного из семеновских. При ближайшем рассмотрении следов от пуль на стенах оказалось еще больше. Департамент яростно обстреливали из крупного калибра – работа «страусов».

Я осторожно заглянул в приемный холл. Никого, но все вокруг перевернуто, бумаги раскиданы. Барон-капитана удар бы хватил при виде подобного беспорядка.

Интерьер Департамента больше напоминал театр, нежели полицейское управление. Мраморные полы, широкие лестницы на второй этаж по обеим сторонам холла, тяжелые портьеры, огромная хрустальная люстра – Мартынов любил роскошь и терпеть не мог безвкусицу. На втором этаже находились многочисленные кабинеты, допросные и служебные помещения. «Дело прежде всего!» – любил повторять барон-капитан, работающий обычно по восемнадцать часов в сутки. Арестантская находилась в подвале, но я туда не пошел.

Держа в руке «дырокол» и готовый немедленно стрелять на поражение в случае необходимости, я направился к одной из лестниц. Несмотря на то что в здании было пусто, освещенное окно второго этажа не давало мне покоя. Насколько я помнил расположение помещений, свет горел в личном кабинете Мартынова. Уж не призрак ли барон-капитана решил наведаться в последний раз на место службы?

Я крался по зданию, стараясь издавать как можно меньше шума. Главное, не наступить на битое стекло. Пока что мне удавалось двигаться тихо, практически бесшумно, насколько это вообще возможно.

Широкую лестницу, ведущую на второй этаж, я преодолел стремительным рывком – самое опасное место, полностью просматриваемое со второго яруса. Или мне опять повезло, или в Департаменте и правда никого не осталось, но по мне не стреляли.

Второй этаж встретил меня теми же пустотой и хаосом, как и первый. Вот только тут я нашел защитников Департамента. Точнее, то, что от них осталось. Трупы повсюду. Я видел знакомые лица. И заслуженных полицейских, за долгие годы заработавших множество наград, и новичков, едва успевших окончить школы-резервы полиции, но сегодняшний день всех уравнял между собой. Они отбивались до последнего и остались тут навсегда.

Когда до двери кабинета Мартынова оставалось совсем недалеко и я, прячась за одной из массивных колонн, уже видел слегка приоткрытые створки, мне в голову внезапно пришла идея.

Переговорник – техническое чудо нашего времени – лежал у меня в кармане, а еще одно стационарное устройство всегда находилось в кабинете барон-капитана. Все, что мне оставалось, – дать позывной на нужной волне.

Знакомое дребезжание я прекрасно услышал со своего места за колонной. Переговорник Мартынова, насколько я знал, стоял на рабочем столе, поэтому мне оставалось только дождаться, ответит ли кто-нибудь на мой вызов.

Аппарат звонил долго, почти минуту, но никто не подходил. Я не терял надежды, продолжая ждать.

Наконец кто-то ответил на вызов, переговорник затих, и воцарилась полная тишина. Я прижал мембрану к уху, но, кроме обычных сторонних хрипов, ничего не услышал. Ответивший не спешил представляться, оставив эту прерогативу мне.

Но я и не собирался вести с ним беседу. Главное я знал. Тот, кто находился в кабинете Мартынова, сейчас стоит у его стола, и все его внимание сосредоточено на аппарате.