Вадим Тимошин - Слезы ангела мести

– У меня внезапно возникло чувство, что ты хочешь со мной позавтракать, Гомес, – несколько совладав с собой, предложил Фрэнки. Впрочем, мы оба понимали, зачем он приглашает меня в «Дьютимен», невзрачное кафе на углу 42-й и Сэйлор-авеню, где торопливо проглатывали сомнительного качества обеды служащие бизнес-центров и небольших магазинчиков, что находились в этом сравнительно тихом квартале. Мы частенько встречались там с Кастелло для того, чтобы обменяться информацией по какому-либо делу. И вполне очевидно, что за неимением в настоящий момент расследований, которые бы я вел, разговор будет о ночном полете сына помощника мэра.

Я потратил около десяти минут на то, чтобы привести себя в весьма относительный порядок, подошел к кровати, на которой современной Клеопатрой возлежала Элли и, наклонившись, поцеловал пышущие нестерпимым жаром губы женщины.

– Ублюдок! – выдохнула Элли, когда я всё же смог от неё оторваться. – Вечно сбегаешь, когда я хочу побыть с тобой.

Ответив на эту её реплику улыбкой, я вышел на улицу, где всё увереннее ступал новый день, и, поймав такси, направился на встречу с Фрэнки. С неба посыпались крупные хлопья снега, будто бы кто-то взбивал облака, как перину, и выбрасывал вниз лишние перья. Может, действительно, Бог решил посвятить этот день уборке, и в таком случае я бы предложил ему помимо дрянных перьев избавиться ещё и от дрянных своих отпрысков, наводняющих улицы после захода солнца. Однако у меня уже давно были сомнения относительно того, что я сам имею право остаться в перине после её взбивания. Даже необходимое зло – это всё равно зло, и лучше мир оно не делает, пусть даже и пытается.

Звон колокольчика над дверью, возвещавшего хозяев о новых посетителях, вырвал меня из цепких лап размышлений, стремивших меня к отчаянью с каждым разом всё сильнее. Я был на месте. И мое присутствие было немедленно замечено сидевшим за своим привычным столиком Фрэнком Кастелло. Он лениво жевал подгоревшую яичницу с толстым куском бекона, и при виде меня заметно оживился. Хотя, готов поспорить, едва ли я выглядел аппетитнее той самой яичницы.

– Садись, – сказал он вместо приветствия. – Пожуй чего-нибудь. Наверняка уже забыл, что такое завтрак?

– Клиентов поубавилось, – с театральным вздохом ответил я, попросив жестом продублировать заказ Фрэнки пышногрудую официантку, шикарную попку которой почти не прикрывала коротенькая юбка, являвшая собой основную часть дресс-кода работавших в заведении девушек. Если бы я был фрейдистом, я бы непременно усмотрел в этом попытку хоть как-то расширить клиентуру. Впрочем, сторонники иных теорий не меньше любили разглядывать женские прелести, и потому в обеденное время в «Дьютимене» было не протолкнуться.

– Кого-то запугивают, кто-то больше доверяет официальному, так сказать, правосудию.

Официантка поставила передо мной тарелку с почти несъедобным кушаньем и чашку ароматного кофе. Пока она совершала этот исполненный грации ритуал, я едва заметно провёл своей рукой по ее бедру от колена и выше. Её тело ответило восхитительной дрожью, и я понял, что снова одержал победу в битве страстей, не имевшей никаких правил. «Я освобожусь в пять, – шепнула официантка, снова наклонившись ко мне, – и мне так хочется, чтобы кто-нибудь проводил меня до дома». Я кивнул, едва скрывая свое возбуждение, и сосредоточился на яичнице и Фрэнки, не без интереса наблюдавшего за разыгравшейся перед ним сценой.

– Не теряешь хватки, – усмехнулся Кастелло. – А как же Элли?

– Элли мне не жена, – отозвался я, достав сигареты – может после них эта дрянь покажется чуть съедобнее. – Я просто дал ей кров.

– Оправдания, друг, одни оправдания, – покачал головой Кастелло. – Оправдания человека, слабого до женского пола. И как небеса мирятся с твоим существованием?

– Может, мирятся они потому, что я делаю за них грязную работу? – ухмыльнулся я. – Ты хотел поговорить?

– Да, хотел, – кивнул Фрэнки. – Сегодня ночью некто Зак Уоррен выбросился из окна «как-бы-гостиницы» с чарующим названием «Шарм».

– Знакомая фамилия, – невозмутимо произнес я. – Припоминаю такого парнишку, кажется, у него были проблемы с наркотиками. Если так, то чего удивляться, что он перепутал себя с птицей?

– У некоторых лиц возникли подозрения, что парню помогли отправиться в полёт. И небезосновательно, стоит заметить. Нашлась пара глаз, которая, кажется, видела кого-то, похожего на тебя, в «Шарме». Что ты на это скажешь?

– Скажу, что закону не к лицу опираться на «кажется» и «похоже», – парировал я, утопив окурок в чашке кофе. Без всякого сомнения, свинство. Но не меньшим свинством было называть то, что находилось в моей тарелке, едой. – Или, пока я спал, наступило светлое будущее?

– Шутки шутишь, – отмахнулся Фрэнки. – Твоя милая китаянка пришла ночью в участок и всё рассказала. Хорошо, что её сразу передали мне, будет проще сохранить твои подвиги в тайне.

– Вот чертовка, – вздохнул я. – Я ведь её спас. Я ведь надеялся, что она достаточно умная для того, чтобы воспользоваться услугами Чейса. До чего же люди бывают неблагодарными.

– В следующий раз, Майк, будь осмотрительнее, – Кастелло погрозил мне пальцем. – Чтобы мне не пришлось поить малолеток снотворным и вывозить контрабандой в Китай.

– Спасибо, – кивнул я Фрэнки. – Я в очередной раз твой должник.

– Не стоит, – Кастелло вытер рот салфеткой и встал из-за стола. – Я просто защищаю Город от мрази, даже когда он сам того не хочет. До скорого, Майк! – он протянул мне руку, и я не без удовольствия пожал её.

– До скорого, – пробормотал я, решив пока не покидать кафе, а еще несколько минут поглазеть на соблазнительные полушария ягодиц официантки, обслуживавшей наш столик.

– Да, кстати, – Фрэнки обернулся уже у двери. – Здорово сработано.

Я кивнул в ответ, и Кастелло покинул заведение, оставив меня наедине с моими мыслями. И с моей похотью.

Когда в моём маленьком мире наступила ночь, небо не послало мне маленькой хрупкой луны для того, чтобы её свет хоть сколько-нибудь разбавил непроглядный мрак, отяготивший душу. После расправы с Винсентом и последовавшего за ним кратковременного заключения мне было уготовано лишь одиночество. Единственным собеседником, с которым я мог тогда поделиться своей болью, была бутылка, со дна которой приветливо махал призрак смерти. Я надеялся, что кровь подонков, заслуживших по нескольку пуль в своих черепах, поверх которых время надело маски садизма, бальзамом залечит мои раны. Но отмщение лишь ковыряло оные глубже, заставляя вновь и вновь нажимать на курок «Беретты» в надежде, что мука ослабит свои путы, что я снова смогу поднять взгляд в расшитый мириадами звезд небосвод. Стоит ли говорить о том, что надежды были тщетными. Пули не могут породить счастья и остудить распаленный разум умиротворением. Виски лишь притупит боль от ран, но сами раны не залечит, и ты умрешь, даже не зная о том, что от сердца остались одни клочки. Лишь женской ласке под силу стать тростинкой, по которой можно выбраться из болота отчаянья.