Виталий Останин - Граничник-2 [СИ]

А корпы? Они ведь никогда не спускались на нижние уровни, да еще таким составом — мастер проклятий и защитник. Теперь вот сподобились, что тоже — отрицай, не отрицай — наша вина. Точнее, результат нашего появления, но хрен редьки не слаще. Не удивлюсь, если и демоны уже своим слугам стали показываться…

Эх, разворошили мы гнездо! Я практически не сомневался, что в скором времени станцию ждет полномасштабная война. И даже не особо важно кто ее начнет: малочисленная секта, единственная, у которой имеется оружие, подземники, не желающие делиться продовольствием с демонопоклонниками, или последние — может быть, после потери трех своих колдунов они решат пересмотреть свое отношение к жителям нижних уровней. Не важно и кто победит — в любом случае людей не ждет ничего хорошего.

Остановить это? Но как? Да и нужно ли? Сложившаяся система на «Церере-Сортировочной» порочна, ее необходимо сломать. Что мы за воины Христовы, если не попытаемся? Однако, каким образом сделать это, чтобы не сотворить еще большей беды, я не представлял. Разве что…

Что там говорил Николас о Старшем Сыне? Что он будет против? А против чего? Не против того ли, что предлагает мой недавний собеседник — войны? Не значит ли это, что в верхушке катаров нет единства?

А ведь похоже на то! Во власти никогда нет и не может быть единства, слишком амбициозные хищники добираются до вершины. Они могут играть в компромиссы, делать вид, что прислушиваются к чужому мнению, но лишь до поры. Для человека, вошедшего в иерархию — любую — есть одно правильное мнение — его самого. И только неграмотные общинники тыкают пальцем вверх, одним жестом обозначая тех, кто находится над ними и считая, что они едины.

На деле же власть — это люди. Много людей с разными мнениями и представлениями о том, что хорошо. Это, конечно, применимо к большим числам, но и в малых замкнутых социумах, вроде здешних сектантов, имеет место быть!

Предположим…

Я поднялся на ноги и принялся мерить шагами свою небольшую темницу. Удивительно, но движение помогало думать.

Итак, пока только лишь предположим, что иерархия Отцовского Совета разобщена. Младший Сын — он у нас глава партии войны, этакий «ястреб» с честным и открытым лицом. Тогда Старший — он кто, «голубь»? Сторонник политики изоляции, консерватор, не желающий ничего менять? Его устраивает сложившееся положение — скорее всего так, хотя это и может быть поспешным суждением. Но примем пока его, за неимением иного.

Остается Отец. Глава этого триумвирата, который может желать… Чего может желать глава секты, верящей в то, что Создатель ведет войну с Сатаной в душах людских? Может он поддержать Младшего с его горящим взором и желанием срочнейшим порядком очищать станцию от демонов? Может. Но так же он способен и бояться перемен, влекущих за собой потерю статуса и власти — тогда примет доводы Старшего…

Проводя анализ ситуации, я одновременно отслеживал перемещение Николаса, несущего на своем плече моего дрона. И не смог удержаться от радостного вскрика, когда тот вошел в большой зал. Хватило дальности! Все-таки большой плюс (для меня), что осознавшие заперты в небольшом периметре — управляющие палубы плюс прилегающие к ним коридоры.

Конечно, они расползлись по станции, как метастазы, выстроили свою агентурную сеть, имели доступ ко многим помещениям, но вряд ли при этом стали бы проводить важные совещания где-то за пределами контролируемой территории.

Помещение представляло из себя переделанный в церковь ангар. Высокие потолки, терявшиеся где-то над головами собравшихся, завешенные тканью с рисунком катарского креста стены, укрытый пружинящим пластиком пол, на который Николас взошел, сняв обувь.

У дальней стены на массивном подиуме располагалась кафедра: три тяжелых даже на вид кресла, два из которых уже были заняты пожилыми мужчинами, а одно, предназначенное для Николаса, пока пустовало. Вдоль стен по правую и левую руку от кафедры находились длинные скамьи, заполненные двумя десятками осознавших не столь высокого ранга.

— Тебя настолько увлекла беседа с этим планетником, что ты решил заставить нас ждать? — произнес священник, занимавший центральное место на кафедре.

Как и все здешние служители, одет он был по католическому канону — черная сутана, да колоратка на шее. Голову его покрывала классическая круглая шапочка белого цвета. Если мне не врали архивы, а они мне никогда не врали, данный цвет у католиков считался папским.

Отец. Верховный епископ осознавших. Он был высок ростом, худощав, и находился в таком возрасте, когда мужчину еще нельзя назвать стариком, но уже отчетливо понятно, что закат его начался. Клеймо креста на его лбу было вытатуировано — я уже успел узнать, что выжженные печати святого символа наносят только осознавшим из боевого крыла.

Значило ли это, что Отец происходит из «голубей»? Вовсе нет! У Николаса, как раз, знак был вытатуирован, а вот у Старшего Сына, пятидесятилетнего крепкого мужчины с весьма православной на вид бородой, напротив, выжжен.

— Да, Отец, — без тени смущения на лице произнес Младший Сын, проходя мимо лавок и усаживаясь на свое место. — Он действительно говорил удивительные вещи. Я считаю, мы должны…

— Еще и вопрос не поставлен перед советом, и голосования не было, а ты уже что-то считаешь, брат! — с упреком произнес Старший Сын. — Смирение — добродетель…

— Довольно! — Отец поднял руку, призывая собравшихся к молчанию. — Теперь, когда все мы собрались, начнем.

Рука его опустилась на подлокотник кресла и в тот же миг изображение с камеры моего дрона погасло. Епископ сектантов включил электромагнитное поле, желая избежать прослушки.

Стефана разбудил шум за дверью. Строго говоря, в подземных коридорах станции всегда было много звуков, со временем он просто научился их фильтровать и на большую их часть внимания не обращал. Но это барахтанье и пыхтение, словно бы парочка животных устроила случку, раздавалось так близко и было настолько необычным, что внутренний сторож граничника сыграл тревогу.

Он поднялся беззвучно, смахивая ладонью с лица последние следы сна. Скользнул к двери, встав слева от закрытого дверного проема. Вынул нож, спрятав лезвие за предплечьем. Прислушался.

За тонкой, но прочной стенкой боролись два человека. Один пытался крикнуть, второй же всеми силами ему в этом мешал. Буквально через секунду после того, как Страж встал за дверью, пыхтение было прервано едва слышным влажным шлепком. Этот звук он не спутал бы ни с чем — так погружается в живую плоть хорошо заточенный клинок.

Не прекращая посапывать, поднялся со своей лежанки Гринь. Опытный путешественник и воин, он тоже умел спать вполглаза и, похоже, вообще никогда и нигде не расслаблялся полностью. Продолжая издавать звуки мирно спящего человека, даже причмокнув пару раз, он очень медленно извлек из-под лежанки лук. Затем, мягко ступая, двинулся в дальний угол комнаты, где его нельзя было увидеть снаружи.