Гай Хейли - Фарос

— Прими мою благодарность независимо от того, считаешь ли себя достойным ее, или нет. Нам с тобой недолго осталось в этом мире. Убийцы Конрада Кёрза захватили город. Уходи.

— Нет, — процедил Мерик, стиснув зубы.

— Нет? — переспросил Солус. — Решение очевидно. Теории не нужны. Прошло время гипотез, осталась только реальность. Побег для вас — единственный выход.

— Я хотел сказать, отправляйтесь с нами. У нас есть одно место. Безопасное.

— Безопасных мест не осталось.

— Значит, безопаснее прочих. Идемте в гору. Мы там перегруппировываемся. Вы нужны Соте.

Солус кивнул. По-видимому, эта истина тоже была очевидна. Он присоединился к поредевшему отделению Мерика, и они ушли так быстро, как позволяла обстановка.

Через серые от утреннего света поля удалось пройти без происшествий. Они поднялись в гору, оставив позади горящий Сотополис. Бои вокруг кастеллума затихли. К тому моменту, как солдаты дошли до гряды, с которой были видны его сломанные укрепления, главные ворота оказались открыты. Проход отбрасывал на дорогу ромб желтого света. Внутри двигались крохотные фигурки легионеров, казавшиеся еще меньше на фоне массивных осадных танков.

Солнце уже поднялось в красное небо и до убежища оставалось совсем немного, когда зазвучали крики. Мерик не раз оказывался на горе во время прогулок учеников из местной схолы. Оставалось только удивляться, как далеко были слышны радостные крики с детской площадки. Звонкие крики и веселая болтовня разносились на мили.

Звук, доносящийся теперь из центра города, был похож: далекий пронзительный хор с фоном из безостановочного гомона. Вот только высокие ноты представляли собой душераздирающие вопли, а не радостные возгласы, а гомон был полным ужаса плачем.

Мерик остановился. Солнце светило прямо в лицо, и приходилось щуриться, чтобы разглядеть что-либо в городе. Завеса из голубого дыма превращала разрушенные здания в бессмысленные блоки. Центральная площадь казалась темной дырой. Деталей не было видно — только далекие огоньки, бывшие, должно быть, огромными кострами. Столбы маслянистого черного дыма поднимались к синему навесу и растворялись в нем. Мерик смотрел на центральную площадь, сколько мог.

Площадь каждую середину лета наполнялась огнями и шумом, но Повелители Ночи устроили собственный фестиваль.

Ультрамарин с Морионом на плече замыкал колонну, сторожа группу усталых людей: по пути назад они встретили еще нескольких гражданских, стариков и маленьких детей. Они облепили брата Солуса, как баланусы — камень.

Солус держал в руке болтер, взятый на обратном пути из разрушенной спасательной капсулы. С оружием он выглядел грозно, пусть на нем и не было брони.

Космодесантник встал рядом с Мериком.

— Не оглядывайся. Единственный способ помочь им — это выжить и отомстить за них в будущем.

Мерик поднял взгляд на мрачного гиганта и моргнул. Глаза щипало, но слез не было.

— Почему они это делают? — спросил он.

— Потому что могут, — ответил Ультрамарин.

— Вы тоже можете, — возразил Мерик. — Вы с ними одинаковые.

— Но не делаю. В этом и заключается разница между сыном Ультрамара и головорезом Нострамо. Мы одинаковые и в то же время разные. Такими сделал нас Император в Его мудрости. — Он положил огромную руку Мерику на плечо. — Не скорби. Все мы умрем, но мой генетический отец заставит их заплатить за свои преступления.

Старый Мерик ответил бы шуткой, но старый Мерик погиб в развалинах города.

Чувствуя тошноту, он повернулся спиной к своим соотечественникам и последовал за колонной гражданских, направляющихся к убежищу в горе.

Жиллиман явился в локус Фароса, как только новости об атаке достигли его ушей, и к тому моменту, как он переступил порог Поклонной часовни, его переполнял гнев. За ним следовали старшие офицеры, все магистры ультрамаринских орденов на Макрагге и представители остальных присутствующих легионов. Им приходилось бежать трусцой, чтобы поспевать за стремительно вышагивающим примархом. Позади бежали смертные члены его военного совета, люди из Имперской Адепты, Астра Телепатики макраггского правительства, их помощники и слуги. Самые слабые тащились далеко позади.

Повелитель Макрагга не стал их ждать. Он остановился у границы фаросского коммуникационного поля, прямо перед креслом Дантиоха. Его лицо было непроницаемо, но гнев бил через Фарос с почти физической силой. Полуксу подумалось, что если Жиллиман сделает еще один шаг, то опять покинет Макрагг независимо от своего желания. Это стало бы катастрофой, и он мысленно взмолился, чтобы примарх остался в безопасности.

Дантиох начал вставать, но Жиллиман поднял руку ладонью вперед:

— Сядь, Дантиох, и докладывай. Расскажи, что происходит на Соте.

Лицо примарха было таким же царственным, как всегда, но в голосе чувствовалось напряжение от подавляемых эмоций.

Дантиох неловко опустился обратно на стул, задрав голову, чтобы смотреть своему командиру в лицо. Даже в тисках ярости Жиллиман сохранял достаточно ясный разум, чтобы заметить, как тому неудобно, и шагнул назад. Полукс немного расслабился.

— А император?

— Я уведомлю его, как только сам ознакомлюсь с ситуацией, — запальчиво ответил Жиллиман. — Докладывай!

— Хорошо, — сказал Дантиох. — Нас атакуют значительные силы Восьмого легиона. Они пробрались к Соте незамеченными, подойдя с обратной стороны фаросского интерференционного поля. Они захватили город, милорд, и орбитальная платформа тоже пала.

Жиллиман сжал губы так, что они побледнели.

— А рота «Эгида»? Что случилось с моей сто девяносто девятой?

— Согласно графику дежурств, составленному капитаном Адаллом, одна половина находилась в кастеллуме, вторая — на платформе.

Рядом с Дантиохом встал провост Ультрамаринов.

— Кастеллум был захвачен сегодня утром, милорд.

— Сержант Ахаменид, — отозвался Жиллиман, демонстрируя поразительную память. Поговаривали, что он знал лица и имена всех своих сыновей. Полукс был вполне готов в это поверить.

— Да, милорд. Мы сражались изо всех сил, милорд, но против нас выступали около шести тысяч врагов. Мы не могли отразить атаку при нашей численности, к тому же они спустили осадные танки, едва уничтожили противовоздушную оборону. Я… Простите меня, милорд.

— Это я должен просить прощения, сын мой, — мрачно ответил Жиллиман. — Много их вы убили?

— Статистика потерь говорит, что пять их воинов приходится на одного нашего.

— Вы хорошо себя показали.

Ахаменид нерешительно склонил голову, захотел сказать что-то, но передумал и отошел назад.