Глен Кук - Суровые времена

А вот Одноглазый принялся за дело с энтузиазмом. Он потрепал пленника по щеке.

– Придется тебе, милок, помочь мне. А уж я буду с тобой помягче – если только ты позволишь. Что же вам, Душилам, занадобилось в Таглиосе? – Он взглянул на капитана. – Гоблин скоро появится?

– Давай-давай, не отвлекайся.

Одноглазый что-то такое сделал, и Душила рванул веревки, коими был связан, слегка – на выдохе – вскрикнув. – Но я ж ему такую женщину подыскал, командир! – говорил меж тем Одноглазый. – Верно, Малец?

Злобно усмехнувшись, он склонился над Обманником Так вот отчего он так восхищался матушкой Готой. Решил воспользоваться ею, чтоб подшутить над Гоблином… Мне бы разозлиться, хотя бы во имя Сари, однако, несмотря на все старания, возмущения не получалось.

Матушка сама постоянно нарывается на грубость.

– Ты, милок, понимаешь ли свое положение? – замурлыкал Одноглазый. – Когда тебя взяли, ты был с Нарайаном Сингхом. И лапка у тебя – красная. Два этих обстоятельства и подсказывают мне, что ты – Обманник весьма особого рода, из тех, которых капитан шибко уж хочет видеть.

Он указал на Костоправа. Для обозначения капитана он воспользовался словом «ямадар», с коим у Обманников связаны четкие религиозные соотнесения.

Да, им удалось взять Госпожу, однако та навечно пометила их вот этой краснотой на руке. Что в наши дни и выделяет их из толпы.

Одноглазый цыкнул слюной сквозь остатки зубов. Всякий не знающий его посчитал бы, что он размышляет.

– Но я, видишь ли, – продолжал он, – парень хороший, терпеть не могу, когда людей мучают, а потому дам тебе шанс избавиться от такого вот конца. – Он небрежно ткнул большим пальцем за спину, в сторону Копченого, тогда как меж пальцами другой его руки с треском проскочила искра. Душила заорал таким криком, что рвет нервы, да еще концы солью присыпает. – Можешь продлить это навечно, можешь пройти процедуру по-быстрому. Все в твоих руках. Скажи, что Обманники затевают в Таглиосе? – Нагнувшись ближе, он шепнул:

– Я могу даже устроить так, что тебя отпустят.

Пленник раскрыл было рот. Пот заливал ему глаза, обжигая их. Он дернул головой, пытаясь стряхнуть его.

– Могу спорить, она решит, что Гоблин симпатичен, словно навозный жук, – хихикнул Одноглазый. – Как полагаешь, Малец?

– Я полагаю, – зарычал Костоправ, – что тебе лучше делом заниматься!

Он тоже не любит процедур пыток, и терпения на игрища Гоблина и Одноглазого у него уже не оставалось.

– Да не выпрыгивай ты из сапог, командир. Никуда этот парень не денется.

– Зато дружки его что-то замыслили. Я взглянул на дядю Доя – что он думает об этой перепалке. Лицо его было совершенно каменным. Может, он и впрямь разучился понимать по-таглиански?

– Не нравится, как я работаю, – гавкнул Одноглазый, – так прогони меня и делай сам, как хочешь! – Он ткнул в пленного пальцем. Тот напрягся в ожидании боли. – Ты! Что вы делаете в Таглиосе? Где Нарайан с Дщерью Ночи? Выкладывай уж, не подводи меня.

Тут я и сам напрягся – меня здорово пробрало холодом. С чего бы?

Пленник, словно рыба на суше, хватал ртом воздух. Все тело его было покрыто потом. Положение его было безвыходным. Если он, что-либо зная, заговорит – а ведь обязательно заговорит рано или поздно, – его же товарищи после обойдутся с ним без малейшей жалости.

Костоправ почуял его мысли.

– Значит, близок день зла? – спросил он. Я целиком и полностью сочувствую Старику. Если ему и удастся вернуть дочь, то найдет он вовсе не то, что искал. Она – Обманница со дня появления на свет, пробужденная, чтобы воплотить собою Дщерь Ночи, предвестницу Годины Черепов. Черт возьми, ее посвятили Кине еще до рождения. Она станет тем, кем они желают ее видеть. И эта безысходность разобьет родительские сердца.

– Говори, милок, говори. Очень уж знать интересно.

Одноглазый старался вести дело только меж собой и клиентом. Он дал Душиле короткую передышку. Остальные равнодушно наблюдали за пленным. То был чернорумельщик. Обычно у Душил это означает, что на его совести – более трех десятков безжалостных и беспощадных убийств. Либо он получил этот чин более прямым путем – задушил другого чернорумельщика.

Кина олицетворяет собой верховного Обманника. Предать при случае своего – для нее высшее наслаждение.

Но Одноглазый не сообразил напомнить нашему Обманнику об этом аргументе.

Тот снова закричал, пытаясь выдавить что-то сквозь крик.

– Все равно ведь заговоришь, – сказал Одноглазый.

– Я не могу сказать. Я не знаю, где они. Я лично ему поверил. Если Нарайан Сингх будет посвящать всех и каждого в свои намерения, то не проживет так долго в мире, где все охотятся за ним.

– Жаль, жаль. Тогда просто расскажи, что понадобилось Обманникам в Таглиосе – через столько-то времени.

Интересно, отчего он постоянно возвращается к этому? Душилы уже сколько лет не смели промышлять в этом городе…

Значит, Одноглазому и Старику что-то известно. Только – откуда?

Пленник снова зашелся в крике.

– Те, которых удается изловить, всегда – полные невежды, – заметила Радиша.

– Неважно, – отвечал Костоправ. – Я точно знаю, где Сингх. Вернее, где он будет, когда устанет бежать. Пока он не осознает этого, я уверен, что он всегда окажется именно там, где я пожелаю.

У дядюшки Доя дрогнула бровь. Наверное, для него это высшая степень волнения.

Радиша, нахмурившись, одарила Костоправа злобным взглядом. Ей нравится верить, что во Всем дворце лишь ее мозг на что-нибудь годен. А мы, Черный Отряд, просто-напросто наемные мускулы. Казалось, я явственно слышу скрипы и стоны мыслей в ее голове. Откуда бы ему, Костоправу, знать такие вещи?

– И где же он?

– Сейчас он сбивается с ног, дабы поскорее соединиться с Могабой. Поскольку остановить его мы не можем – ибо любые вести, посланные ему вдогонку, сильно запоздают, – о нем стоит забыть.

Я было решил невзначай напомнить о воронах. Костоправ ведь с ними разговаривает, а летают они еще быстрее, чем Обманники – бегают, но вовремя вспомнил, что от меня размышлений не требуется и привели меня сюда не для разговоров. – Забыть?

Пожалуй, Радиша была изумлена.

– Лишь на краткое время. Пока не выясним, что его ребята собираются здесь делать.

Одноглазый вновь взялся за работу. Я искоса глянул на дядю Доя, остававшегося в стороне от событий куда дольше, чем можно было ожидать.

Заметив мой взгляд, он спросил на нюень бао:

– Могу ли я допросить этого человека?

– Зачем?

– Дабы испытать его веру.

– Ты ведь не настолько хорошо говоришь по-таглиански.

А посему – что проку?

– Значит, ты будешь переводить.

Просто ради смеху, а может, для того, чтобы слегка уязвить дядюшку, Костоправ сказал: