Глен Кук - Солдаты живут

Душелов давно уже свыклась с тем, что с ней могут произойти и происходят ужасные вещи, но она всегда наслаждалась уверенностью в том, что выйдет живой из любых испытаний.

– На вид чисто, – сказал Лебедь. Мурген и Тай Дэй что-то буркнули, соглашаясь. Я кивнул нюень бао. То, что он скажет, здесь кое-что значит. Глаза у него до сих пор остались такими же зоркими, как у пятнадцатилетнего парня. А я на один глаз почти ослеп, а вторым плохо видел вдаль.

– Дой! А ты что думаешь? Они сбежали? Или подкрались обратно на тот случай, если мы подкрадемся обратно? – Утратив союзника в виде элемента неожиданности, я больше не желал наткнуться на Ворошков. Особенно на тех, что постарше. Они, должно быть, злы и настроены уволочь меня с собой в ад.

– Они улетели. Вернулись, чтобы готовиться к нападению. Они знают, что к ним направляются ужас и отчаяние, но еще они знают, что достаточно сильны и могут с ними справиться, если сохранят спокойствие и станут упорно работать.

Наверное, я удивленно разинул рот.

– Откуда ты все это знаешь?

– Это лишь логическое упражнение. Возьмем то, что мы знаем о них, о колдунах как о группе, и по человеческой природе в целом, и получим вывод. Они уже пережили подобное, только в меньшем масштабе. У них уже есть план действий на случай, если такое повторится. И вся эта безлюдная местность, отсюда и до дальних склонов местного Данда-Преш, выполняет ту же роль, что расчищенная полоса вокруг крепости, ожидающей нападения.

– Ты меня убедил. И будем надеяться, что они не настолько подготовлены, чтобы знать, как нас отыскать, когда разделаются с Тенями. – Впрочем, врата и прилегающий к ним барьер были повреждены настолько сильно, что я очень сомневался, что в ближайшие несколько поколений Ворошки смогут тратить на поиски нас много сил и энергии.

– Он и меня на минуту убедил, – заметил Лебедь, – но вот приближается аргумент, подтверждающий то, что я знал всегда: дядюшка Дой полон дерьма.

Из зарослей ниже по склону выбрались шесть черных фигурок. Они шли очень медленно, попарно, разведя руки в стороны. Их летательные столбы следовали за хозяевами, зависнув в воздухе на уровне талии.

– Понятия не имею, что за чертовщина там происходит, но пусть Гоблин и Дой будут готовы ко всему, – приказал я. – Мурген, ты и Тай Дэй заходите с флангов, чтобы мы могли накрыть их с фронта и сбоку перекрестным огнем. – У нас имелись три еще действующих бамбуковых шеста – в буквальном смысле все, что осталось у нашего отряда. Госпожа сказала, что во всех трех есть только шесть огненных зарядов. Во всяком случае, она на это надеялась.

По одному на каждого Ворошка.

– А ты уверен, что нам и правда нужно собрать все оставшиеся здесь Тени? – спросил Лебедь. – Жизнь стала бы намного легче, если бы…

– Здесь. И сейчас. Но что будет дома, когда на нас навалится Душелов и мы попросим Тобо спустить на нее Черных Гончих, а никаких Черных Гончих у него не окажется? А остальные Неизвестные Тени заявят:

«Да пошли вы куда подальше! Мы не собираемся подыхать из-за парней, которые даже не попытались привести Гончих из Хатовара».

Лебедь что-то буркнул. А Гоблин фыркнул:

– Сочувствие проявляешь, Капитан? А я-то думал, у тебя его уже давно не осталось.

– Когда я захочу узнать твое мнение, сморчок, я его из тебя вышибу. Что он только что сказал? – Ворошки остановились, не дойдя до нас. Один из них заговорил. О чудо! Кажется, некоторые из его слов я разобрал. – Повтори-ка, приятель.

Колдун понял и повторил фразу произнося слова громко и медленно, как разговаривают с людьми глуховатыми, слабоумными и иноземцами.

– Что это за трескотня? – спросил я. – Теперь я точно знаю, что расслышал знакомые слова.

– Помнишь Арчу? – напомнил Гоблин. – Похоже, он пытается говорить на их языке.

– А что, вполне вероятно. Бовок была родом из Арчи. Так что слушай внимательно. – Гоблин тоже был с нами в Арче. Очень давно. А у меня талант к языкам. Смогу ли я вспомнить этот язык достаточно быстро, чтобы это нам хоть как-то помогло? До заката осталось не так уж много времени.

Постепенно я начал что-то понимать, хотя у колдуна был ужасный акцент, а с грамматикой он обращался вообще убийственно, обрезая времена и путая глаголы и существительные.

Мы с Гоблином по ходу дела сравнивали услышанное и понятое. Наш коротышка никогда не говорил на этом языке хорошо, зато без труда его понимал.

– Что происходит? – возмутился Лебедь. Он держал один из бамбуковых шестов. И тот становился все тяжелее.

– Кажется, они хотят, чтобы мы взяли их с собой. Они думают, что приближается конец света, и не хотят в этом участвовать.

Гоблин кивнул, подтверждая мои слова, но тут же добавил:

– Но я и на секунду не стал бы им верить. И постоянно считал бы, что их послали шпионить за нами.

– Правильно, – согласился я. – Я так отношусь почти ко всем.

Гоблин проигнорировал шпильку и продолжил:

– Заставь их раздеться. Догола. А мы с Доем осмотрим их одежду. Как следует, словно блох поищем.

– Ладно. Только Доя я возьму с собой – пусть поможет собирать раковины улиток. – И я стал перечислять Ворошкам, что им следует сделать, если они действительно хотят уйти с нами. Услышанное им не понравилось. Им захотелось спорить. Но я спорить не стал, хотя и надеялся заполучить парочку летательных столбов, чтобы Госпожа и Тобо смогли их изучить. Проклятье, а ведь парочка таких штуковин нам и в самом деле не помешала бы.

Вместо того, чтобы спорить, я сказал им:

– Если я не увижу обнаженных тел, то предпочитаю увидеть спины тех, кто уйдет. В любом случае тот, кто не сделает того или другого, когда я досчитаю до пятидесяти, умрет на месте, сохранив достоинство. – Язык вспоминался весьма быстро, хотя свое требование я, разумеется, сформулировал не настолько четко.

Двое из пришельцев – наверное, самые сообразительные – начали раздеваться почти немедленно. Они оказались такими же светлокожими блондинами, как и девушки, которых мы уже видели, хотя и пунцовыми от смущения и трясущимися от ярости. Я внимательно наблюдал за ними, особо не присматриваясь к их телам. Меня гораздо больше интересовало иное – сколько решительности они вкладывают в столь унизительную процедуру. Это могло дать мне намек-другой на их искренность.

Для одной из молодых женщин унижение оказалось слишком большим. Она дошла до стадии, когда ее пол стал очевиден, но завершить раздевание не смогла.

– Тогда лучше беги, девочка, – сказал я. И она побежала. Прыгнула на свою леталку и рванула прочь.

Ее дезертирство повлияло и на одного из юношей. Он передумал, хотя и успел полностью обнажиться. Я не стал поторапливать его, пока он одевался.