Елизавета Дворецкая - Перстень альвов, кн. 1: Кубок в источнике

– Я не могу, госпожа моя. – Торвард коротко мотнул головой. – Дружина готова, корабль готов, а я не маленький ребенок, чтобы не знать, чего хочу.

– Но тебе не надо отменять поход. Тебе надо будет лишь немного сменить направление – плыть не на юго-запад, а на юг. Там можно взять не меньше добычи. Я научу тебя, как это сделать.

Торвард усмехнулся и покрутил головой. Ничего себе, немного сменить! Мать намекала на Квиттинг, а туда он хотел сейчас меньше всего. И никакой добычей его нельзя было туда заманить.

– Туда поплывет твой отец. Неужели ты не хочешь быть рядом с ним?

– Я дал клятву. Я не враг Вигмару Лисице. Он принимал меня в доме как друга.

– Квитты и слэтты никогда не будут нашими друзьями. Пока боги не сотворят во Фьялленланде собственные железные копи, нам придется с ними воевать.

Торвард смотрел под ноги и, как ребенок, поддавал носками башмаков мелкие камешки, которые прыгали вниз по тропе. Все это он знал, но решение принято, а упрямством сын Хёрдис мог поспорить и с матерью.

Кюна фьяллей с неудовольствием хмурила свои черные брови, но молчала. Сын был вторым, кроме мужа, существом на свете, с которым она не всегда могла справиться. И он был первым и единственным созданием, которое она любила. Любовь эта выражалась в том, что Торварду ярлу удавалось, невольно и для себя самого неведомо, поколебать самое сильное качество его матери – ее упрямую самоуверенность. В жизни ей много приходилось спорить с разными людьми и не-людьми, но только Торварду удавалось заронить в ней сомнение в своей правоте.

Она хотела, чтобы он отправился на Квиттинг, потому что родство с древними силами гор, о котором он сам, как думала Хёрдис, ничего не знал, обеспечило бы ему помощь, на которую не мог рассчитывать его отец. Но он этого не хотел. И кюна Хёрдис не могла с ним спорить. Она была рослой женщиной, но сын был выше ее на целую голову; она с досадой и гордостью оглядывала его мощную фигуру, широкие плечи, сильные руки, смуглое лицо с заметным шрамом на правой щеке, карие глаза и черные брови, так схожие с ее собственными, и сын казался ей очень красивым. Что бы она там ни говорила в гриднице – она бы своими руками передушила всех тех троллей, что попытались бы подменить ее второе, человеческое, любимое дитя. Ненависть к дочери великана Дагейде, которую Хёрдис не хотела признавать своей, но которая навек приковала ее к Медному лесу, сделала втрое сильнее ее любовь к сыну, который стал живым воплощением ее победы над злой судьбой, ее гордостью и счастьем. Сын конунга – ее сын!

Не может быть, чтобы он был неправ. Ведь он свободен от власти тех темных сил, от которых ей уже не избавиться. Хёрдис любила сына за то, что он был лучше нее, и за ним, во всем свете единственным, она втайне это признавала.

От вершины фьорда шел корабль Халльмунда, чтобы присоединиться к «Ушастому». Этот корабль, небольшой, всего на шестнадцать скамей, тоже был взят в походе; на штевне у него красовалось какое-то уладское божество – олень, скорее похожий на большеглазого теленка, с единственным крученым рогом посреди лба. Его называли «Однорогий». Сам Халльмунд сидел на месте кормчего, а его жена фру Вильминна стояла на носу – она хотела проводить мужа хотя бы до Аскегорда.

При виде Халльмундова корабля в лице Торварда мелькнуло оживление – сбор дружины послужил отличным предлогом окончить бесполезный разговор.

– Я хотела бы, чтобы мой сын создал себе славу на Квиттинге, а не где-нибудь еще! – быстрее, с напором заговорила кюна Хёрдис и взяла руку Торварда, украшенную тяжелым золотым браслетом. Его крупную сильную ладонь ей приходилось удерживать в двух руках. – И так будет! Тебе не уйти от твоей судьбы, сын мой! Не стоит ей противиться.

Торвард хотел освободить руку, взгляд его упал на обручье в виде дракона, которое кюна Хёрдис неизменно носила.

– А Драконов было только два? – вдруг спросил он неожиданно даже для себя. – Только Золотой и Черный?

Кюна Хёрдис вскинула на него глаза, во взгляде ее читался тревожный, даже вызывающий вопрос: «Почему ты заговорил об этом?»

– Таких вещей обычно бывает три, – сказал Торвард, выдержав ее взгляд. – Чего-то не хватает.

Кюна Хёрдис не выпустила, а прямо-таки отбросила его руку.

– Ну, плыви! – гневно воскликнула она. – Делай как знаешь! Ты уже давно взрослый и можешь сам выбирать свой путь! Если бы ты решил иначе, если бы ты послушался меня, то, может быть, ты и раздобыл бы третьего Дракона! А иначе дело может обернуться так, что мы потеряем одного из двух своих! Белый Дракон зовет братьев к себе!

– На Квиттинге мне нечего делать! – отрезал Торвард.

Ее последние слова он понял лучше, чем она думала: он ведь видел третьего Дракона и слышал пророчества Дагейды, что и Черный Дракон Битвы скоро будет у нее. Но его пробирала противная дрожь при мысли о новой встрече с душой Медного леса. Никогда больше он туда не пойдет!

– Тебе некуда от него уйти!

– И все-таки я попытаюсь. Человек – не игрушка в руках судьбы. Да хранят тебя боги, госпожа моя!

Торвард приветственно взмахнул рукой и пошел вниз по тропе. Сложив руки на груди, кюна Хёрдис следила, как он спускается к морю, как дружина возле корабля радостно приветствует его. «Попытайся! – с досадой отвечала она ему в мыслях. – У тебя еще есть время попытаться».

Она знала, чем ее сын так прочно привязан к ее далекой родине. И он теперь тоже это знал.

Как складывался поход Торварда ярла на Зеленые острова – это совершенно отдельная сага, и нет никакой уверенности, что она сохранилась. Для саги же о перстне альвов важно только то, что Торвард ярл больше никогда не видел своего отца, Торбранда конунга. К возвращению он сам уже стал конунгом фьяллей, хотя и не знал об этом. И прошли еще годы, прежде чем он понял, что от Квиттинга ему действительно не уйти.

Еще в тот день, когда Альдона приехала в усадьбу Кремнистый Склон, она заметила отсутствие Бьёрна. На ее вопрос: «А где Бьёрн?» – семейство хозяина ответило смущенным молчанием. Тогда она повернулась к Лейкниру, подошла ближе, заглянула снизу вверх в его тающие от счастья глаза и движением бровей намекнула, что ждет ответа. «У Бергвида», – немедленно ответил Лейкнир. Он не мог отказать ей в ответе, о чем бы ни шла речь. И Альдона в ужасе прижала руку ко рту, даже не смея вообразить, как разгневается Вигмар, когда об этом узнает.

Сам же Бьёрн об этом не беспокоился, так как обладал счастливой способностью жить сегодняшним днем и не портить себе кровь мыслями о грозящих неприятностях, пока те не пришли. Пока же для него все складывалось удачно: Бергвида Черную Шкуру он нашел довольно быстро. Не имея постоянного пристанища, непризнанный конунг квиттов кочевал вдоль побережий, иногда проводил какое-то время в усадьбах, где жили преданные ему люди.