Елизавета Дворецкая - Перстень альвов, кн. 1: Кубок в источнике

Сейчас он находился в усадьбе Ежевика, лежавшей на самом побережье. Бьёрн слегка опасался по дороге, хорошо ли будет принят, поскольку отношения его отца и Бергвида никак нельзя было назвать дружескими. Но тревожился он напрасно: Бергвид оказался рад ему именно потому, что от самого Вигмара Лисицы никаких знаков дружбы никогда не видел.

– Вот это настоящий мужчина – тот, кто сам думает своей головой и сам за себя решает! – объявил он своей дружине, когда Бьёрн назвал себя и объяснил свой приезд жаждой подвигов. – Пусть Вигмар Лисица сидит в своей глуши, в своей норе, как трус, – все, что в его роду есть лучшего, найдет правильную дорогу! Я рад тебе, Бьёрн сын Вигмара! Только маленькие дети во всем спрашивают отцов, воспитателей, нянек – настоящий мужчина сам знает, что ему делать! Конунг выше отца, так?

– Так! Конунг выше всего! Конунг – это сам Один! – дружно заревела его дружина. У большинства этих людей не было ни отца, ни даже ясного представления об Одине, поэтому Бергвид заменял им все.

Бергвид конунг сегодня находился в ровном, даже приподнятом расположении духа, и появление нового лица его развлекло. Весь остаток вечера он беседовал с Бьёрном, в основном о семействе его воспитателя. Значительное место в рассказах занимала Эйра: она сама просила Бьёрна упомянуть о ней тому, кого она считала величайшим из героев. Ей очень хотелось, чтобы он знал, как она восхищается им, – это поддержит его в испытаниях и придаст новых сил! И Бьёрн очень старательно расписал все достоинства дочери Асольва: как она хороша собой, как она умна, каким чудесным даром пророчества обладает. Последнее Бергвида очень заняло: вынужденный всегда полагаться на удачу, он был очень внимателен к предвестьям, предсказаниям и прочим проявлениям воли богов. То, что к нему так расположена девушка, которую боги наградили пророческим даром, очень его воодушевило: он принял это за самое верное обещание будущих удач.

Его благосклонность еще возросла, когда гость выложил подарки от семьи своего воспитателя. Бергвид заметно обрадовался тканым коврам, серебряным блюдам и оружию: несмотря на временами перепадавшую добычу, богатым человеком его нельзя было назвать. Необходимость содержать корабли и дружину, при том что земельных владений у него не имелось, быстро истощала все его приобретения, и из всех ненадежных друзей, которые встречались ему в жизни, самым неверным другом был достаток.

– Теперь я вижу, кто мне настоящий друг! – приговаривал Бергвид, любуясь серебряным блюдом с узором из цветущих стеблей и привычно прикидывая на руке его вес. – Я никогда не забуду, что Асольв сын Фрейвида друг мне! Если у него случится какая-то беда, он всегда может ко мне обратиться, так и передай ему! Теперь ты видишь! – крикнул он кому-то в глубину гридницы. – У меня есть настоящие друзья, которые знают, чего я заслуживаю! Ты видишь! Поднесите к ней поближе, она не видит!

Бергвид взмахом руки показал на ковер, привезенный Бьёрном; несколько человек подняли его и развернули на полу перед очагом. В середине женского стола Бьёрну сразу бросилась в глаза фигура нарядной статной женщины. Он видел ее впервые, но по ее гордому виду сразу понял, что это Хильдвина дочь Халльбранда, жена Бергвида конунга. Это была молодая, лет двадцати пяти, красивая – на некрасивой Бергвид не женился бы, – знающая себе цену женщина. Судьба ее рода походила на многие другие: некогда знатный и богатый, он из-за войны с фьяллями потерял имущество и земли. К Бергвиду Халльбранд Жернов примкнул в надежде вернуть утраченное, ради той же надежды его гордая и честолюбивая дочь вышла замуж за молодого конунга. Замужество ее продолжалось уже лет шесть, но осуществления надежд она больше не ждала. Отбить прежние земли, на которых теперь жили рауды, у Бергвида не хватало сил, а занять где-то в глубинах Квиттинга новые он не мог, потому что свое время проводил вблизи побережья, выискивая богатые корабли. На содержание их уходила добыча, так что Хильдвина никогда не была уверена, не потребует ли завтра муж назад все украшения, которые вчера подарил. Правда, отнять что-то у Хильдвины дочери Халльбранда он смог бы только силой, а она умела за себя постоять!

На разложенный перед ней цветной ковер фру Хильдвина глянула с презрением и скривила губы.

– Что? – Бергвид встал над ковром, расставив ноги и уперев руки в бока, как будто показывал собственную работу, которой очень гордился. – Скажешь, плохой ковер? Тебе все плохо! Да когда же ты сама соткала хоть вполовину такой ковер?

– Когда? – язвительно ответила фру Хильдвина. – Когда у меня был дом и приличный ткацкий стан, и рабыни, у которых было время на тканье, тогда и я делала ковры не хуже! Не то что теперь!

– Зачем возиться с ткацким станом и рабынями, когда есть друзья, которые подарят готовое? Скажешь, плохая работа? – не отставал Бергвид, и все его люди перемигивались и ухмылялись: ссоры конунга с женой составляли для дружины одно из главных развлечений.

– Почему же? – Фру Хильдвина повела плечом, на котором сверкнула золотая застежка. – Зачем я буду бранить хорошую вещь? Но только долго ли этот ковер тебе прослужит? Да завтра ты, Барсук, – она посмотрела на одного из ярлов Бергвида, – или ты, Ульв Дубина, – чего ухмыляешься, как лягушка? – завтра же кто-нибудь из вас потеряет парус и явится сюда просить новый! В первом же бою вы перетопите в море все свои щиты и копья, и вам опять потребуются новые! А поскольку паруса и оружие не растут на деревьях, то ты, великий конунг, пошлешь кого-нибудь продать ковер и купить парус! Как будто я не знаю, как это у вас бывает! И что мне тогда до всех его узоров?

– Что нам нужно, мы так возьмем! – ухмыльнулся Ульв Дубина.

– Ха-ха-ха! – выразительно воскликнула Хильдвина и положила на стол перед собой белые руки, увитые множеством золотых браслетов и унизанные перстнями. Она даже не притворялась, будто на самом деле смеется. – Так возьмете! Где? Здесь, на Востоке, вы ничего не возьмете, потому что иначе Даг хёвдинг возьмется за вас! И не надо мне рассказывать, что вы его не боитесь, – я уже столько раз это слышала, что меня тошнит от вашей похвальбы!

– Оставьте хозяйку в покое – ей дурно! – Бергвид усмехнулся и с видом победителя вернулся на свое место, бормоча под нос: – Может, она наконец-то беременна…

Фру Хильдвина расслышала это бормотанье и послала вслед мужу такой ядовитый взгляд, что и Мировая Змея позавидовала бы. За шесть лет совместной жизни у них ни разу не появлялось даже надежды на ребенка, и в этом она молчаливо винила Бергвида. Вялым мужчиной его нельзя было назвать, и Хильдвина нарочно не мешала ему забавляться с рабынями, а сама зорко следила, не забеременеет ли хоть одна из них. Ничего похожего. Скорее всего, причиной послужила наведенная кем-то порча – в могущественных врагах у Бергвида не наблюдалось недостатка. Не считая упрямства и самовлюбленности, враги были единственным, что он всегда имел в изобилии.