Елизавета Дворецкая - Щит побережья, кн. 2: Блуждающий огонь

Она лежала на чем-то мягком и теплом. Еще не открыв глаз, Хельга ощущала вокруг себя удивительный покой. Покой чувствовался во всем: в тишине вокруг, в неподвижном тепловатом воздухе, мягко касавшемся ее лица, и в поверхности, на которой она лежала, – то ли это теплая трава, то ли звериная шкура. Ни единого звука: ни голосов, стуков и скрипов, какие бывают в доме, ни свиста ветра и шума ветвей, без каких не обойтись под открытым небом. Хельга старалась угадать, куда она попала, но не хотелось открывать глаза. Она не помнила, что происходило перед этим, но у нее осталось смутное ощущение какого-то огромного, губительного беспокойства. А сейчас ей было просто хорошо и спокойно. Она знала, что можно еще полежать с закрытыми глазами: торопиться совершенно некуда. Сюда никто не придет, и ей не нужно никуда идти. Ни сейчас, ни потом.

Тишина и неподвижность воздуха убаюкивали. Но все же этот покой удивлял: Хельга не могла раньше представить ничего подобного. Наконец решившись, она приоткрыла глаза. И ничего поначалу не увидела. На миг ей стало страшно: не ослепла ли она? Перед глазами висело серое мягкое марево, как густой туман. Хельга села и прищурилась. Туман выглядел неоднородным: в нем различались слои, то беловатые, полупрозрачные, то густые, серые, как зола. Клубы мягко шевелились, покачивались, неспешно тянулись куда-то и снова замирали. И кроме них не было ничего. Серая мгла ласкала глаз, он покоился в ней, как в куче мягкого уютного пуха.

– Вот ты и сделала то, что хотела, – сказал позади нее знакомый голос. Сейчас в нем звучала грусть. И он показался таким неожиданным, даже чужеродным среди этой застывшей тишины, что Хельга вздрогнула.

Ворон сидел прямо на земле позади нее. Видно было, что он сидит уже давно и может сидеть так сколько угодно долго. После первого удивления Хельга обрадовалась: она не одна в этом странном месте, и с ней именно тот, с кем ничего не страшно.

– Чего я хотела? – хрипло и неловко, будто после годового молчания, спросила она.

– Ты хотела пройти по воздушным тропам и попасть в мой мир, – ответил Ворон, печально глядя на нее своими черными глазами. Нигде вокруг не было и проблеска света, но его глаза поблескивали, как там, над берегами Хравнефьорда… И при мысли о Хравнефьорде Хельга вдруг ощутила сильную тоску, мягкая серая мгла показалась душной, тесной.

– Это – твой мир? – непонимающе повторила Хельга и огляделась по сторонам, точно отыскивая выход. – Где это мы?

– Не пугайся. Мы в Хель.

Хельга не ответила. Хель – мир мертвых. Сюда попадают те, кто не попадает в Валхаллу, то есть женщины, рабы и те мужчины, что умерли без оружия в руках. Она не испугалась, потому что не поверила. Нифльхель, как и прочие семь других миров, для людей существует только в сказаниях и при жизни недоступен. И вход туда охраняет великанша, которая задает вопросы…

– Это для тех, кто идет своими ногами, – ответил Ворон на ее невысказанное недоумение. – А тебя принес я.

– Зачем? – задала Хельга единственный вопрос, который пришел ей в голову.

– Потому что если бы ты пришла сама, то обратно тебя не вызволил бы и сам Один. А те, кого приносят, имеют надежду…

– Но зачем ты меня принес? Я вовсе не хотела…

– Мало кто хочет, но всем приходится. Если бы я тебя не подхватил, ты попала бы сюда через ворота Ран.

Хельга смотрела на него, все еще не понимая, зачем ей ворота Ран.

– Ты должна была умереть, – прямо пояснил Ворон. – Ты падала в море и продержалась бы на плаву не дольше камня. Ты все забыла?

И Хельга вспомнила. И Брендольва, и «Лисицу», и страшный удар, когда корабль наскочил на подводный камень. И вот теперь она осознала произошедшее: она упала в море и утонула… умерла бы, если бы Ворон… но она в мире мертвых. Эта серая мгла не может быть ничем другим. О ней не поминали сказания, но сама эта висячая мгла казалась мертвой. Вернее, она жила какой-то особой жизнью, а человек внутри нее был пленником. И быть живым по-прежнему он уже никак не мог.

Но Хельга ощущала себя живой. В ней ничего не изменилось. «Как же так?» – спрашивали ее изумленные глаза.

– Ты еще живая, – сказал ей Ворон. – Я принес тебя, я могу и унести отсюда, пока тебя не видела Хель. Но только если ты действительно захочешь вернуться.

– А как же… как же я могу не захотеть? – робко, почти беззвучно спросила Хельга.

Она ощутила себя крошечной, как песчинка, и совершенно бессильной в этом сером мире. Домой… Даже страшно было вспомнить дом, Хравнефьорд, небо, лесистые горы, потому что все это было слишком непохоже на здешний туман, и до боли в груди хотелось вырваться отсюда. Но возможно ли это? Из Хель не возвращаются, а если возвращаются, то совсем иными… Ауднир…

– Он ведь попал сюда не со мной, – утешил ее Ворон. – А совсем наоборот. Хель отпустила его отомстить. Ради мести она отпускает. Но это, конечно, не то возвращение, которое можно пожелать по доброй воле. Но некоторые думают, что это лучше, чем совсем никак. Пойдем.

Он встал и за руку поднял Хельгу. Она так и не поняла, на чем сидела. Ворон пошел куда-то в серую мглу, не выпуская ее руки. Хельга следовала за ним. Ее ноги переступали по мягкой земле с короткой, невидимой в тумане травой, но вокруг ничего не менялось и движения было незаметно. Те же мягкие серые клубы тумана. Ни единого проблеска света, ни единого пятна тьмы – ровная серая мгла, дышащая и неподвижная. И изумительное ощущение покоя, которое наполняло Хельгу, несмотря на ее прежние волнения. Она как будто вдыхала этот покой вместе с серым туманом. Наверное, так оно и было.

– Здесь никого нет? – шепнула она Ворону. – Только мы?

– Нет, почему же? – Ворон обернулся. – Сама подумай, сколько народу умерло с тех пор, как боги сотворили род человеческий. Если бы кости умерших не истлевали, то живым давно было бы некуда ступить. Каждый шаг по земле – чья-то могила. А в Валхаллу допускается малая часть – там всего пятьсот сорок палат, и они еще не переполнены. Правда, Отец Ратей не открывает их точного числа. А большая часть умерших попадает сюда. Но здесь им никогда не будет тесно. Здесь каждый может наконец-то побыть наедине с самим собой.

И Хельга увидела. Мимо нее прошла через туман невысокая фигура с размытыми очертаниями: не разобрать даже, мужчина это или женщина, молодой или старый. Потом появились сразу трое: они сидели на земле лицами друг к другу, как сидят вокруг маленького костра. Вместо костра между сидящими бил из земли небольшой источник в округлой неглубокой ямке. Вода его была прозрачной и такой же серой, как туман вокруг. Позади сидящих Хельга смутно различила очертания скалы, уходящей вверх, а в скале расселину. Сидящие изредка шевелились, поворачивались друг к друг, даже беседовали. Хельга не слышала ни звука, но знала, что это так. До боли в глазах она вглядывалась в лица сидящих: почему-то ей казалось, что она узнает кого-то из них, хотя за время своей короткой жизни повидала не так уж много мертвых, и еще меньше таких, кого хотела бы увидеть снова. И лицо одного из сидящих, пожилого мужчины с бородой и длинными волосами, зачесанными назад от залысого лба, показалось ей смутно знакомым. Но чем дольше она смотрела, тем больше сглаживались его черты и под конец стали напоминать смутный оттиск в сырой глине. Эти лица не для ее глаз. У них теперь своя жизнь, принадлежащая только им, а все остальное человечество не имеет на них прав, которые нерушимыми оковами держат весь земной человеческий век. Здесь вообще ничего нет: ни прав, ни обязанностей, ни дел. Этот покой будет вечен, и никто не должен о себе хлопотать. Здесь поток не движется, потому что это – не жизнь. Так вот что такое смерть – это когда все движение в прошлом, будущего нет, а настоящее неизменно и неподвижно.