Елизавета Дворецкая - Спящее золото, кн. 2: Стражи Медного леса

– А тебе что за дело?– раздраженно отозвалась Ингирид. Станет она объясняться перед всякими бродяжками!

– Куда ты идешь?– настойчиво, с какой-то тревогой повторила незнакомка и шагнула к Ингирид. Та невольно попятилась: косящие зеленоватые глаза смотрели так пристально, как будто пронзали насквозь.

– Ты не видела здесь людей?– требовательно спросила Ингирид.– Здесь должны быть люди, вооруженные мужчины.

– Здесь много вооруженных мужчин,– ответила бродяжка. Вид у нее был испуганный, но и самой Ингирид с каждым мгновением делалось все тревожнее. Не понимая, чего же боится, она злилась на фьяллей, на квиттов, на весь свет, не дающий покоя.

– Где же они?– требовала Ингирид, изнемогая от раздражения. До чего же она тупа, эта тощая ведьма! Не может говорить по-человечески!

– Они… – Бродяжка запнулась.– Одни в лесу, другие у ручья, третьи в горе…

– О тролли и турсы!– воскликнула Ингирид.– Да зачем же они полезли в гору? В какую гору?

– За золотом,– грустно сказала бродяжка, глядя на Ингирид глазами побитой собаки.

– За золотом!– изумленно повторила Ингирид. От одного упоминания сокровища она забыла о битве на поляне.– Здесь есть золото?

– Конечно, есть,– равнодушно бросила бродяжка.

– И много?

– Очень много. Больше, чем люди могут унести. И гораздо больше, чем им нужно.

– Золота не бывает слишком много!– решительно воскликнула Ингирид.– Где оно? Покажи мне!

– Да что показывать?– Девушка передернула костлявыми плечами, как будто ее спрашивали о серых валунах, торчащих из земли на каждом шагу.– Оно – везде.

– Как это – везде?

– Вот так.

Бродяжка повела тощей бледной рукой, и вдруг что-то заблестело под кустом можжевельника. Изумленная Ингирид подалась вперед: то, что мгновение назад казалось серыми обломками гранита среди зеленого мха, теперь заблестело золотым самородком. Едва шагнув к нему, Ингирид заметила с другой стороны еще один самородок, побольше. Но стоило протянуть руку, как блеск исчез. Среди зеленых кустиков брусники снова лежали простые серые камни.

– Да ты что – шутки шутишь?– Оскорбленная в лучших чувствах Ингирид нахмурилась и грозно шагнула к бродяжке.

А та покачала головой:

– Нет. Оно всегда здесь лежит. Его увидит тот, кто дышит вместе с Медным Лесом. А ты – чужая. Ты не увидишь золото и не возьмешь. А если возьмешь – оно не принесет счастье. В этом золоте – сила Квиттинга. Нас оно делает сильными, а другим не поможет. Совсем никак.

– Вот дубина!– Ингирид тряхнула сжатыми кулаками. Она почти ничего не поняла из слов незнакомки, исчезнувшее золото приняла за морок, навеянный собственным страстным желанием, и больше всех рассердилась на дурочку, которая морочит ей голову и не может толком ответить ни на один простой вопрос.– За что же мне так не повезло-то, о мудрые норны!– в досаде взывала Ингирид.– За что вы меня наградили уродом папашей, уродом муженьком, загнали в этот дурацкий поход на этот троллиный Квиттинг! Да и тут еще…

– Твой муж – тот, у кого один глаз?– спросила бродяжка.

– А ты его видела?– Ингирид резко обернулась.– Где он бродит, этот урод?

– Он был в горе,– со вздохом ответила бродяжка.– Но вышел…

– Был в горе? Где золото?– негодование Ингирид не имело предела.– А меня позвать не догадался! Сколько я говорила ему… О тролли и турсы! Чтоб его великаны взяли! Такое страшилище, да еще такой болван!

Бродяжка молча слушала поток брани, изливаемой на Эрнольва и на весь свет, и лишь изредка тяжело вздыхала.

– Что ты вздыхаешь, как корова в стойле!– возмутилась Ингирид, истощив запасы ругани.– Скажешь ты толком, где этот урод и где золото? Ты вообще умеешь толком говорить? Или совсем одичала тут в лесу, с троллями?

– Мы плохо умеем говорить, это верно!– снова вздохнув, созналась бродяжка.– Я хотела сказать ему, чтобы он уходил от тебя, но он, наверное, не понял…

– Что?– Ингирид шагнула к бродяжке. Она тоже ничего не поняла.– Кому и что ты говорила, колода еловая?

– Твоему мужу,– спокойно, с грустью повторила бродяжка.– Чтобы он уходил отсюда и не слушал тебя. Ты – его злая судьба. Ты принесла ему несчастье, ты заставляешь его делать то, что он не хочет. В тебе – наша кровь. А мы не должны жить среди людей. В тебе так мало нашей крови, что ты не знаешь ее и не знаешь своей дороги. А быть человеком ты не умеешь. Ты не должна жить.

– Что?– изумленно, забыв даже гнев, повторила Ингирид.

Но ответа она не получила. Бродяжка исчезла. Не ушла, не убежала, даже не провалилась под землю. Просто исчезла. На ее месте осталась молодая осинка, которую прежде девушка загораживала спиной. Ингирид шагнула к деревцу, не веря своим глазам, обошла кругом. От ее сумасшедшей собеседницы не осталось и следа. Да не мороком ли была и она сама?

И вдруг что-то тонкое, твердое охватило горло Ингирид и сильно сжало. С криком ужаса женщина рванулась, но не смогла отскочить от дерева; холодные узловатые ветви оплели ее горло и стиснули, не давая вздохнуть. Разом весь мир вздыбился и провалился в ослепляющий, вопящий ужас; Ингирид билась, с хрипом пыталась вдохнуть и все не верила, что это больше не получится, рвалась прочь, но в глазах уже темнело. Несколько мгновений – и обмякшее тело Ингирид упало на мох и гниющую влажно-холодную листву. Она лежала на спине, на нежной белой коже горла остались глубокие красные вмятины, а в широко раскрытых глазах навеки застыл ужас.

Молоденькая осинка стояла над мертвой, поникнув ветвями и роняя холодные капли дождя, словно слезы.

Эрнольв шел через лес, стараясь держать путь на запад, туда, где надеялся встретить кого-то из других отрядов. Впрочем, помня, что случилось с его товарищами, Эрнольв догадывался, что и с другими произошло нечто подобное. Мало ли здесь троллей, способных заманить людей в ловушку? Мало ли здесь гор?

Но где-то поблизости был Вигмар. Рунный полумесяц изливал такие мощные потоки тепла, что в каждом движении ветвей Эрнольв искал знакомую фигуру своего побратима, не слишком высокую, но ловкую и сильную, его пятнадцать рыжих кос, связанных в общий хвост, копье с золоченым наконечником. Побратим находился так близко, что у Эрнольва кружилась голова и мерещилось, что он сам и есть Вигмар сын Хроара.

Деревья расступились, показалась поляна. Эрнольв отвел локтем мокрую еловую лапу и сразу увидел лежащую под деревьями человеческую фигуру. Белый подол рубахи, синее платье, меховая накидка, коричневый плащ…

Тут не ошибешься – свою жену всякий узнает из тысячи. Ингирид! Потрясенный Эрнольв бросился к ней, приподнял голову… и осторожно опустил снова на мох. Женщина была мертва и уже остыла. На горле виднелись неровные синеватые пятна. Кажется, все было сделано быстро, умело и причинило наименьшее страдание, какое только возможно при таком способе отнятия жизни.