Мэри Стюарт - Последнее волшебство. Недобрый день. Принц и паломница [сборник]

Аббат с трудом скрывал раздражение: Моргауза, перевоплотившись из узницы в королеву, дарующую аудиенцию, удалилась на женскую половину монастыря, опираясь на руку прислужницы. Четверо стражников проследовали за нею, словно королевский эскорт.

На протяжении многих лет после коронации, и в особенности после того, как в монастыре поместили Моргаузу, верховный король жертвовал Эймсбери деньги и богатые дары, так что монастырь изрядно разросся и посолиднел с тех пор, как юный король впервые поскакал на юг, к Хороводу Великанов, на похороны отца.

Там, где за часовней некогда начиналось поле, теперь раскинулся обнесенный стеною сад с плодовыми деревьями и рыбным садком, а за ним соорудили еще один внутренний двор, разделив монастырь на две половины – женскую и мужскую. Дом аббата надстроили, так что теперь хозяину не приходилось уступать покои визитерам королевской крови; окна гостевых комнат, разместившихся в новом, южном крыле, выходили в сад. Двое молодых послушников, назначенных позаботиться о нуждах новоприбывших, проводили мальчиков в гостевой дормиторий – длинную, светлую комнату, где ничто не наводило на мысль о монашеском аскетизме. Там выстроилось с полдюжины кроватей: добротные, новые, с расписными изголовьями; каменный пол, выскобленный до блеска, устилали яркие тканые коврики, в серебряных подсвечниках стояли наготове восковые свечи. Мордред обвел глазами дормиторий, выглянул из широкого окна: теплый солнечный свет струился на лужайку, на рыбоводный пруд и цветущие яблони. И язвительно подумал, что Моргауза, пожалуй, вправе рассчитывать на радушный прием и всевозможные привилегии, как самая дорогая гостья – в прямом смысле этого слова.

Обед тоже не оставлял желать лучшего. Мальчикам накрыли в небольшой трапезной, примыкающей к гостевому крылу, а после предоставили полную свободу бродить в монастырских владениях и в городе за пределами стен, который, по чести говоря, казался немногим больше деревни. Мать, как сообщили принцам, примет их после вечерней службы. Кей беседовал с аббатом Лукой при закрытых дверях и к столу так и не вышел, но Ламорак остался при мальчиках и, по просьбе своих подопечных, свозил их на Великую равнину, туда, где, в двух милях от Эймсбери, высился огромный круг камней под названием Хоровод Великанов.

– Здесь похоронен наш родич, великий Амброзий, а рядом – наш дед Утер Пендрагон, – сообщил Агравейн Мордреду с оттенком былой заносчивости.

Мордред промолчал, поймал на себе быстрый взгляд Гавейна и улыбнулся про себя. Ламорак тоже искоса посматривал в его сторону; стало быть, и этому рыцарю известна правда о старшем «племяннике» Артура…

Памятуя о приличиях, гости почтили присутствием вечернюю службу. К некоторому удивлению Мордреда, явилась и Моргауза. Едва Ламорак и мальчики приблизились к дверям часовни, мимо них парами прошествовали монахини – неспешным шагом, потупив очи. Замыкала небольшую процессию Моргауза – с ног до головы в черном и под вуалью. Ее сопровождали две женщины: одна – прислужница, выезжавшая на прогулку вместе с ней, вторая – с виду моложе, с обрюзгшим, покрытым нездоровой бледностью лицом, в ее безликих чертах отражалась предельная тупость. Последней шла хрупкая, нежнолицая аббатиса, весь ее облик дышал кроткой невинностью – возможно, качество не из лучших для управительницы подобной общины. Во главе женской части монастыря ее поставил аббат: он слишком дорожил своим авторитетом и не потерпел бы соперничества. Но с появлением Моргаузы аббат Лука не раз имел повод пожалеть о своем выборе: мать Мария не в состоянии была управиться с коронованной узницей. С другой стороны, благодаря помянутой узнице монастырь процветал и благоденствовал, так что, пока королева Оркнейская пребывала под надежной охраной, аббат Лука не видел необходимости вмешиваться в чрезмерно мягкие порядки аббатисы. Сам святой отец тоже не остался равнодушен ни к лестному почтению, что выказывала ему Моргауза, ни к трогательно-беспомощному очарованию, что узница являла в его присутствии. Притом не следовало исключать вероятность того, что в один прекрасный день ее восстановят в правах – если не в собственном королевстве, то при дворе, а там она, в конце концов, сводная сестра верховного короля…

Вскорости после службы явилась приближенная дама Моргаузы – та, что помоложе, – с посланием от госпожи. Четверых младших принцев приглашали отужинать вместе с матерью. За ними пришлют позже. А сейчас королева желает видеть принца Мордреда.

Под обстрелом протестов и расспросов Мордред встретился взглядом с Гавейном. Единственный из четверых, тот сочувствовал, а не злился.

– Ну, удачи тебе, – проговорил старший из принцев.

Мордред поблагодарил его, пригладил волосы, поправил пояс и крючок у бедра. Женщина с сальным, точно топленый жир, лицом дожидалась в дверях, выпучив бесцветные глаза, и повторяла, словно затверженный наизусть урок:

– Младших принцев приглашают отужинать с госпожой, но сейчас она требует принца Мордреда, и только его одного.

Уже выходя, Мордред услышал, как Гавейн тихонько шепнул Гахерису:

– Не глупи, никакое это не отличие! Утром она и не взглянула в его сторону, верно? А то не знаешь почему! Или забыл про Габрана? Бедняга Мордред, не позавидуешь ему!

Мордред спешил за провожатой через лужайку. В траве, выклевывая червяков, перепархивали каменки, в ветвях заливался дрозд. Солнце еще грело, в воздухе разливался аромат цветущих яблонь, примул и желтофиолей, посаженных вдоль дорожки.

Мальчик ничего не замечал. Он полностью ушел в себя, думая лишь о предстоящем разговоре. И почему у него недостало смелости возразить королю, когда тот сказал: «Я отказываюсь с ней видеться, ныне и вовеки, но ты ее сын и, сдается мне, должен к ней съездить, пусть лишь учтивости ради. Повторять визит не обязательно. Но в этот раз, один-единственный раз, ты не можешь уклониться. Я отобрал у нее королевство и сыновей; пусть не говорят, что я был жесток с ней в придачу».

И в сознании бастарда, заглушая последнее воспоминание, навязчиво зазвучали два других голоса: один – мальчишки Мордреда, рыбацкого сына, второй – принца Мордреда, сына верховного короля Артура и взрослого мужа.

«С какой стати ее бояться? Она не в силах повредить тебе. Она беспомощная узница».

Это говорил принц, высокий и храбрый, в расшитой серебром тунике и новехоньком зеленом плаще.

«Она ведьма», – уверял мальчишка-рыбак.

«Она – узница верховного короля, а верховный король – мой отец. Мой отец», – повторял принц.

«Она моя мать, и она ведьма».

«Она уже не королева. Она утратила власть».

«Она ведьма, она убила мою мать».