Джордж Мартин - Битва королей. Часть I

Теон не мог больше молчать:

– Это смелый план, отец, но лорды в своих замках…

– Все лорды ушли на юг со щенком – кроме трусов, стариков и зеленых юнцов. Замки сдадутся или падут один за другим. Винтерфелл, может, с год и продержится, но что с того? Все остальное будет нашим – леса, поля и селения, и северяне станут нашими невольниками, а их женщины – морскими женами.

Эйерон Мокроголовый воздел руки.

– И воды гнева подымутся высоко, и длань Утонувшего Бога протянется над зелеными землями.

– То, что мертво, умереть не может, – произнес Виктарион. Лорд Бейлон и Аша подхватили его слова, и Теону поневоле пришлось повторять за ними.

Дождь снаружи стал еще сильнее. Веревочный мост извивался и плясал под ногами. Теон Грейджой остановился посередине, глядя на скалы внизу. Волны ревели, и он чувствовал на губах соленые брызги. От внезапного порыва ветра он потерял равновесие и упал на колени.

Аша помогла ему встать.

– Пить ты тоже не умеешь, братец.

Теон, опершись на ее плечо, поплелся по скользкому настилу.

– Ты мне больше нравилась, когда была Эсгред, – с упреком сказал он.

– Хвалю за честность, – засмеялась она. – А ты мне больше нравился в девятилетнем возрасте.

Сквозь дверь доносились мягкие звуки высокой арфы и свирели. Голос певца глушили толстые стены, но Тирион узнал песню: «Была моя любовь прекрасна, словно лето, и локоны ее – как солнца свет…»

Этим вечером дверь в покои королевы охранял сир Меррин Трант. Его произнесенное сквозь зубы «Милорд» показалось Тириону весьма неучтивым, но дверь он все же открыл. Тирион вошел в опочивальню сестры, и песня внезапно оборвалась.

Серсея возлежала на груде подушек босая, с распущенными золотыми волосами, в зеленых с золотом шелках, отражавших пламя свечей.

– Дражайшая сестрица, как ты нынче хороша. И ты тоже, кузен, – сказал Тирион певцу. – Я и не знал, что у тебя такой красивый голос.

Похвала заставила сира Ланселя надуться – видимо, он принял ее за насмешку. Парень, на взгляд Тириона, подрос дюйма на три с тех пор, как его посвятили в рыцари. У него густые песочные волосы, зеленые ланнистерские глаза и светлый пушок над губой. Ему шестнадцать, и он страдает злокачественной юношеской самоуверенностью, не смягченной ни единым проблеском юмора или сомнения и усугубленной надменностью, столь естественной для тех, кто рождается красивым, сильным и белокурым. Его недавнее возвышение только ухудшило дело.

– Разве ее милость за тобой посылала? – осведомился он.

– Не припомню что-то, – признался Тирион. – Мне жаль прерывать ваше веселье, Лансель, но увы – у меня к сестре важное дело.

Серсея смерила его подозрительным взглядом.

– Если ты по поводу этих нищенствующих братьев, Тирион, то избавь меня от упреков. Нельзя было допускать, чтобы они вели на улицах свои грязные изменнические речи. Пусть проповедуют друг другу в темницах.

– И благодарят судьбу за то, что у них столь милосердная королева, – добавил Лансель. – Я бы вдобавок вырезал им языки.

– Один осмелился даже сказать, будто боги наказывают нас за то, что Джейме убил истинного короля, – молвила Серсея. – Такого терпеть нельзя, Тирион. Я предоставила тебе возможность разделаться с этой заразой, но вы с твоим сиром Джаселином не делали ровно ничего, поэтому я приказала Виларру взять это на себя.

– И он себя показал. – Тирион действительно был раздражен, когда красные плащи бросили в темницу с полдюжины покрытых паршой пророков, не посоветовавшись с ним, но из-за столь незначительных лиц воевать не стоило. – Тишина на улицах пойдет нам только на пользу, и я пришел не поэтому. Я получил новости, которые определенно обеспокоят тебя, дражайшая сестра, и о них лучше поговорить наедине.

– Хорошо. – Арфист и дудочник, поклонившись, поспешили выйти, а Серсея целомудренно поцеловала кузена в щеку. – Оставь нас, Лансель. Мой брат безобиден, когда он один, – а если бы он привел с собой своих любимцев, мы бы их учуяли.

Юный рыцарь, злобно посмотрев на кузена, захлопнул за собой дверь.

– Надо тебе знать, что я заставляю Шаггу мыться каждые две недели, – заметил Тирион.

– Я вижу, ты очень доволен собой. С чего бы это?

– А почему бы и нет? – Молотки звенели на Стальной улице днем и ночью, и громадная цепь росла. Тирион вспрыгнул на высокую, с пологом, кровать. – Это здесь умер Роберт? Странно, что ты сохранила ее.

– Она навевает мне сладкие сны. Выкладывай, в чем твое дело, и ступай прочь, Бес.

– Лорд Станнис отплыл с Драконьего Камня, – с улыбкой сообщил Тирион.

Серсея так и взвилась:

– А ты сидишь тут и скалишься, словно тыква в праздник урожая? Байуотер уже созвал городскую стражу? Надо сейчас же послать птицу в Харренхолл. – Видя, что он смеется, она схватила его за плечи и потрясла. – Перестань. Спятил ты, что ли, или пьян? Перестань!

– Н-не могу, – выдохнул он. – О боги… вот умора. Станнис…

– Ну?!

– Он отплыл не сюда, – выговорил наконец Тирион. – Он осадил Штормовой Предел. Ренли повернул назад, чтобы встретиться с ним.

Ногти сестры больно впились ему в плечи. Какой-то миг она смотрела на него, не понимая, словно он говорил на чужом языке.

– Станнис и Ренли сцепились друг с другом? – Он кивнул, и Серсея заулыбалась. – Боги праведные, я начинаю верить, что Роберт у них был самый умный.

Тирион откинул голову назад, и они оба расхохотались. Серсея, подхватив брата с кровати, покружила его и даже прижала к себе, расшалившись, как девчонка. У Тириона, когда она его отпустила, закружилась голова, и ему пришлось ухватиться за шкаф.

– Думаешь, они будут биться? Ведь если они придут к согласию…

– Не придут, – сказал Тирион. – Слишком они разные и слишком похожи в то же время, и оба не переваривают друг друга.

– Притом Станнис всегда полагал, что Штормовой Предел у него отняли нечестно, – задумчиво добавила Серсея. – Древнее поместье дома Баратеонов по праву принадлежит ему… он постоянно твердил это Роберту своим угрюмым, обиженным тоном. Когда Роберт отдал поместье Ренли, Станнис так заскрипел зубами, что я думала, они у него раскрошатся.

– Он воспринял это как оскорбление.

– Это и было оскорблением.

– Не выпить ли нам за братскую любовь?

– Да, – в изнеможении выдохнула она. – О боги, да.

Повернувшись к ней спиной, он наполнил две чаши сладким красным вином из Арбора. Не было ничего легче, чем бросить в ее чашу щепотку порошка.