Елена Лабрус - Элемента.N

— Чёрт побери, Марта! А ты говорила, что это невозможно. — И он ударил её по другой щеке.

— Что Вы делаете? – возмутилась повариха. — И почему не позовёте врача?

— Ей не поможет врач, — сказал он самоуверенно, и важно закинул голову. — Я и сам врач, если вы не заметили.

— Я заметила, — сказала повариха, вставая, и красноречиво разглядывая нашитый на его одежду белый крест. — Видала я таких врачей, знаете где?

— Неужели в своём супе? – осклабился горбун. — Разрешите представиться, Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.

И он церемонно склонил голову в своём смешном берете.

— Ну, спасибо, что не Наполеон, — фыркнула женщина, которая показалась Агате сейчас не такой уж и противной.

— Мадам, перед вами не кто-нибудь, а сам Парацельс, и если доктора медицинских наук и профессора физики, медицины и хирургии вы считаете недостаточно хорошим для определения обморока, то вы просто @@@, — сказал он важно.

Агата прыснула беззвучным смехом, потому что только она поняла, что он назвал женщину «старая карга».

— Да будь вы хоть самим Склифосовским, а не обычным пугалом с плюмажем, я бы не доверила вам её здоровье. Я пошла за врачом, а вы следите тут за ним, — строго наказала женщина девушкам, и уже выходя, небрежно бросила горбуну: — И, кстати, её зовут Анна!

— Анна! — фыркнул горбун. — Никакого уважения! Анна, хм!

Он занял единственный в этой комнате стул и продолжил свой монолог, поскольку девчонки всё равно ответить ему не могли.

— Ей не поможет ни один врач, глупая кухарка, — сказал он убеждённо. — А вас я где-то видел. Ах, да, вы же глухонемые поломойки из зала с деревом. Очень правильное решение. Именно такой и должна быть прислуга.

— Мы не глухонемые, — неожиданно возразила Беата, и горбун вздрогнул на её беззвучный возглас. Он встал и бесцеремонно схватился рукой за её подбородок, заглядывая ей в рот.

— А чего же молчишь? – он отпустил её лицо и уставился на неё с интересом.

— Нас наказали. Обрили и лишили голоса, — со стороны казалось, что Беата дразнится, так выразительна была её немая пантомима, но горбун не обратил на это никакого внимания.

— За что? Разболтала что-то важное? Вы, женщины, такие пустобрешки! Совсем не умеете язык за зубами держать! — сказал он и поморщился. — Я говорил ей, что она поплатилась за свой длинный язык, но она не верила.

И он кивнул в сторону так и не пришедшей в себя женщины на кровати.

— Анна, — снова хмыкнул он, словно забыв о своём вопросе, на который Беата не ответила, и продолжая свой монолог. — Мартой звали её далёкую родственницу. О, это было лучшее пристанище, что когда-либо было у меня за всю мою несносную жизнь. Просторная комната, благодарные пациенты, лаборатория, библиотека. И Марта, благодаря которой у меня всё это было. Как они поразительно похожи, — посмотрел он на свою бледную спутницу. — Да, я зову её Марта. Но она никогда не возражала.

И он посмотрел на девушек гордо.

— Так что сделала ты, что у тебя отобрали самую важную для женщины функцию, — он был явно доволен собой. — Сбежала от отца с заезжим молодцом? Осквернила честь семьи недостойным поведением? Хотя, о чём это я? В ваше время это не считают преступлением. Ну, что молчишь?

— Не важно, — вздохнула Беата и улыбнулась.

— Рад, что тебе хватило скудоумия не отнимать у меня время своими скучными историями, тем более у меня столько дел, — обрадовался он, и, словно что-то только что вспомнив, вышел.

Агата только в недоумении развела руками.

Они дождались и повариху, и доктора, что она привела, и второго доктора, что привёл первый, и даже целого консилиума докторов, которые сновали туда-сюда, строя одну за другой нелепые догадки. И поняли одно: никогда ещё умершие алисанги не падали в обморок, тем более такой глубокий.

— А он заметно приуныл с той поры, как она слегла, — заметила Агата, сидя рядом с Беатой под Деревом, имея в виду горбуна.

— Как ты думаешь, он настоящий Парацельс? – задала встречный вопрос подруга.

— Мы же прочитали о нём всё, что смогли найти, — ответила Агата.

— Но это ни на шаг не приблизило нас к ответу, — констатировала факт Беата. — Он странный. И ведёт себя странно. И разговаривает странно. И он может быть кем угодно на самом деле.

— Да, даже самим великим Парацельсом, — улыбнулась Агата.

— Жаль, что он никого не пускает в свою комнату. И жаль, что Анна так и не пришла в себя до сих пор. Она, наверняка, знает о нём всё, — вздохнула Беата. — Зато я узнала, откуда знает её наша повариха!

— Правда? – удивилась Агата, — И откуда?

— Раньше она работала экономкой в доме её родителей. Ты видела её мать? – спросила Беата.

— Чью? Поварихину?

— Нет, мать Анны Гард? – ответила Беата. — Елизавету Витольдовну Гард-Ямполькую. Старая карга припералась проведать дочь пару дней назад.

— Неужели? – удивилась Агата.

— О, да! – вздохнула Беата. — И встретила на пороге Янину.

— Янину? – не поняла Агата.

— Да, нашу повариху зовут Янина. По крайней мере, она к ней обратилась именно так. Через губу, конечно, но довольно почтительно. Справилась о здоровье и на том расстались. Но повариха тоже держалась молодцом, словно эта Ямпольская была у неё на побегушках. И потом рассказывала в кухне, что Ямпольская эта собиралась выдать свою дочь насильно за какого-то графа, но та её ослушалась и вышла замуж по любви. И мать не разговаривала с ней до самой смерти. А умерла она при странных обстоятельствах. Потому и поместили её здесь в дурдом, что ничего она не помнила. О смерти ничего не помнила, а вот Янину вспомнила. И вообще она никогда не была похожа на свою мать.

— Да, она всегда была ко мне добра и внимательна, — подтвердила Агата.

— А ещё у неё остался сын, — сказала Беата тихо-тихо и первый раз не улыбнулась, — он был совсем маленьким, когда она умерла.

— Бедный мальчик, — посочувствовала Агата.

— Да, но он уже давно вырос. Ему двадцать четыре, как и моей дочери, — продолжала она, смотря в пол.

— Может, они даже знакомы, — не понимала Агата, что так удручает подругу.

— Нет, Гудрун, они не просто знакомы, они учились в одном классе, и они любят друг друга.

— Как? – совсем сбитая с толку, Агата не знала, что и спросить.

— Сильно, — вздохнула девушка. — И он чистокровный вен, как и его мать, как и его отец, который до сих пор безумно любит свою жену. И его отец под давлением этой невыносимой тёщи, мадам Ямпольской, никогда не даст согласие на брак с моей девочкой.

— Ему разве нужно их согласие, раз мальчик вен? Согласие родственников требуется только керам, – всё ещё тупила Агата.

— Гудрун, моя дочь кера. Кера! Никто в их семье не даст согласие на брак с керой! – переживала подруга. — Мало того, что мой отец пустил под откос мою жизнь, так теперь и счастье моей дочери под угрозой. Помнишь, в тот день, что ты рассказала мне про это Дерево, я плакала.