Аарон Дембски-Боуден - Коготь Хоруса

— Эзекиль. — В его устах имя моего брата звучало, будто погребальная песнь. — Эзекиль, ты не в состоянии даже представить тот кошмар, который устроил мне сегодня.

Его заявление заставило нас замолчать — не из уважения, а в тупом изумлении от того, что он даже пытался убедить нас занять его сторону, вызвав сочувствие.

— Ущерб, причиненный моей работе… Мне не хватает слов, чтобы выразить его словами, которые ты вообще сможешь понять. Бессмысленным и бесполезным насилием ты нанес моей работе не поддающийся описанию вред. Столетия исследований, Эзекиль. Знание, которое невозможно было скопировать, теперь утрачено навеки. И ради чего, сын Хоруса? Ради чего, спрашиваю я тебя?

Даже Абаддон, которому доводилось видеть все, что в состоянии предложить Преисподняя, был потрясен тем, что творилось вокруг нас. Ему потребовалась секунда, чтобы призвать необходимые для ответа слова.

— Мы не станем отвечать тебе, мастер работы с плотью. Если кому-либо из стоящих здесь и следует пытаться оправдать свои деяния, так это тому, кто покрыт человеческими испражнениями и изрыгает отравленное раком дыхание, гордясь собственной ролью в рождении этой мерзости.

— Мерзости, — повторил Фабий, переводя взгляд на ближайшие баки.

Абортированные и изуродованные божки таращились на него в ответ с безоговорочной любовью детей к отцу.

— Ты всегда был таким узколобым, Эзекиль.

Он покачал головой. Свалявшиеся белые волосы липли к перемазанному сажей лицу.

— Ну так убей же меня, хтонийский ублюдок.

Абаддон заговорил тихим голосом, так, словно мы стояли внутри священного собора, а не в этом гнезде греха алхимии. Его слова были вызывающими, но полностью лишенными бравады и юмора.

— Фабий, я не только не стану тебе отвечать, но ты еще и обнаружишь, что я весьма несговорчив, когда дело касается исполнения приказов сумасшедших. — Он подал знак двум юстаэринцам. — Вило, Куревал. Взять его.

Терминаторы двинулись вперед. Они зафиксировали Прародителя просто, но жестко — каждый из них схватил его за руку массивным силовым кулаком. Достаточно было едва потянуть, чтобы разорвать тело апотекария на части.

Абаддон повернулся ко мне. Я знал, о чем он попросит, еще до того, как слова сорвались с губ.

— Закончи это, Хайон.

Фабий закрыл глаза. Чего бы это ему ни стоило, но у него хватило достоинства не протестовать. Я не стал оглядывать зал напоследок. Вместо этого я отсалютовал Абаддону и безмолвно обратился к моим рубрикаторам:

«Не оставлять ничего живого».

В ту же самую секунду сотня болтеров открыла огонь, заливая лабораторию шквалом разрывных выстрелов. Спустя еще секунду к ним присоединились юстаэринцы и все прочие присутствующие воины. Стекло дробилось. Плоть взрывалась. Твари, которые никогда не должны были появляться на свет, умирали с воем. Когда стрельба прикончила всех сервиторов и разбила всю аппаратуру, мои рубрикаторы и остальные нацелили болтеры, пушки и огнеметы на стоящие на палубе инкубаторы, молотя и сжигая умирающих мутантов в карательном пламени.

Прошла целая вечность, и оружие смолкло. Среди внезапно наступившей тишины капала жидкость, поднимался пар и искрили разбитые машины. Все мироздание пахло гнилостной кровью из жил ложных богов.

Молчание нарушил Фабий:

— Ты все так же устраняешь любые препятствия со своего пути, бездумно применяя насилие. Ничего не изменилось, не так ли, Эзекиль?

— Все изменилось, безумец. — Он улыбнулся нашему пленнику, поглаживая щеку Фабия одним из когтей-кос.

Мне подумалось, что он мог бы одним надрезом содрать кожу с лица Прародителя. Я надеялся, что так он и поступит.

— Все изменилось.

Из того же смежного помещения, откуда появился Фабий, раздались новые шаги. Более тяжелые. Размеренные, уверенные.

Взгляд слезящихся глаз апотекария сфокусировался на оружии.

— Я вижу, ты носишь Коготь. Ему понравится ирония.

Глаза Абаддона сузились.

— Ему?

— Ему, — подтвердил Фабий.

И вот тогда-то мы и начали гибнуть.

Булава называлась Сокрушителем Миров. Император преподнес ее в дар Хорусу, когда Первый Примарх возвысился до звания магистра войны. Хорус Луперкаль мог держать ее одной рукой, однако палица была слишком громоздкой, чтобы кто-либо из Легионес Астартес смог ей ловко орудовать. Одно лишь шипастое навершие булавы из потемневшего металла было размером с торс закованного в броню воина.

Сокрушитель Миров разнес первую шеренгу моих рубрикаторов, отшвырнув троих из них на выщербленные снарядами стены. Они не просто падали лишенными костей грудами — их суставы разъединялись, доспехи разваливались на части и лязгали о стены. Какая бы толика их душ ни оставалась привязана к доспеху, она сгинула за время, которое потребовалось мне, чтобы сделать вдох.

Ашур-Кай тоже ощутил, как это произошло. Ощутил, как рубрикаторы невероятной, невозможной смертью.

«Во имя богов, что это?» — передал мне ошеломленный мудрец.

Какую-то долю секунды происходящее казалось бессмысленным. Все остальные клонированные создания были дефектны и нежизнеспособны. Как могло это… Как?..

Я ухватился за свою связь с Ашур-Каем.

«Это… Это Хорус Луперкаль».

Не ребенок, клонированный из обрывков тканей и капель крови. Не мерзость, наполовину изуродованная мутацией и запертая внутри бака-хранилища. Это был Хорус Луперкаль, Первый Примарх, Владыка легионов Космического Десанта. Возможно, чуть моложе, чем в последний раз, когда кто-либо из нас его видел, и явно не соприкоснувшийся с Пантеоном. И все же — Хорус Луперкаль, клонированный из холодной плоти, которую взяли из сохраненного в стазисе трупа, и облаченный в доспех, снятый с его мертвого тела. Хорус Луперкаль, закованный в свою изумительную черную боевую броню, дополненную низко свисающим меховым плащом из шкуры белого волка и бледным мерцанием кинетического силового поля, защищавшего его, словно нимб.

Это был Хорус Луперкаль. Он врезался в наши неплотные ряды, сея смерть при помощи Сокрушителя Миров. Он появился из одного из дальних вестибюлей, пробужденный Фабием и подготовленный к этому моменту.

Надо отдать должное Леору и последним воинам Пятнадцати Клыков, они отреагировали быстрее, чем все мы. Их тяжелые болтеры издали львиный рык и гортанно застучали, дергаясь, грохоча и стреляя по магистру войны Империума, и каждый болт находил цель. Заряды рвали броню и плоть Хоруса — однако рвение Пожирателей Миров мало что дало, лишь обрекло на смерть раньше остальных. Сокрушитель Миров снова качнулся, одним ударом отшвырнув прочь четверых из них. Они беспорядочно покатились по палубе. Я ощутил, что Угривиан умер еще до того, как успел удариться об пол.