Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома

Второй сапёр в этот момент забрался в неглубокую яму на глинистом берегу рядом с бродом.

— Погодь пока, Спрут! — приказал здоровяк, не сводя глаз с тысяч врагов — первые из них уже добрались до середины переправы. Он упёр могучие руки в бока и словно не замечал пристального внимания, с которым на него смотрели подчинённые, а также Дукер, Лист и полдюжины виканских всадников.

— Максимизировать надо, — пророкотал инженер. — Не только ублюдки-виканцы знают толк в том, чтоб выбрать правильный момент.

Первые ряды орды с оружием наперевес, словно пасть гигантской змеи со стальными клыками, преодолели уже три четверти пути. Историк мог разглядеть отдельные лица, выражения страха и кровожадной ненависти, из которых и складывается лик битвы. Короткий взгляд назад — столбы дыма и магические вспышки сосредоточились на правом фланге укреплений Седьмой. Оттуда донёсся далёкий, пронзительный боевой клич семаков, звук будто когтями продрал по коже. У первых валов разгорелся жестокий рукопашный бой.

— Ладно, Спрут, — протянул здоровяк. — Рви волосок.

Дукер снова перевёл взгляд на сапёра в яме, тот поднял в руках длинный чёрный шнур, который уходил вниз к воде. Измазанное грязью лицо Спрута исказила злобная гримаса, он зажмурился. Затем дёрнул. Шнур безвольно обвис.

Ничего не случилось.

Историк посмотрел на здоровяка. Тот заткнул пальцами уши, но глаза не закрыл, наоборот, пристально смотрел на реку. Вдруг Дукер всё понял — ровно в тот момент, когда Лист закричал: «Сэр!»

Земля словно ушла на дюйм из-под ног. Над бродом вода поднялась в воздух, набухла и покатилась с молниеносной скоростью по всей длине Колтейновой дороги. Крестьяне на реке просто исчезли. И вновь появились удар сердца спустя — когда взрыв огрел людей на берегу ветром с силой божеского кулака — алыми, розовыми и жёлтыми пятнами, кусками плоти и костей, оторванными конечностями, волосами, обрывками одежды, которые всё выше и выше поднимала вода — и разбрасывала во все стороны мутным, жутким туманом.

Кобыла Дукера отшатнулась, замотала головой. Взрыв был оглушительным. Мир со всех сторон вздрогнул. Виканский всадник свалился с седла и теперь извивался на земле, прижимая руки к ушам.

Река начала опускаться, жутко вспениваясь телами и кусками тел, пар снесло внезапным порывом ветра. Голова гигантской змеи исчезла. Сгинула. Вместе с третью длины её тела — все, кто успел войти в воду, пропали.

Здоровяк стоял совсем рядом, но его слова звучали едва слышно сквозь звон в ушах Дукера:

— Пятьдесят пять «руганок» — Седьмая их много лет копила. И вместо брода теперь — траншея. Ха! — Удовлетворённая гримаса вдруг покинула его лицо. — Худовы пяточки, это что же, нам опять лопатами махать придётся?

Кто-то потянул историка за рукав. Лист наклонился поближе и прошептал:

— Куда теперь, сэр?

Историк посмотрел вниз по течению реки, туда, где красная вода бурлила и несла прочь то, что совсем недавно было людьми. Некоторое время он никак не мог понять смысл вопроса капрала. Куда? Точно — не к добру. Нигде перерыв в кровопролитии не даст нам ничего, кроме отчаяния.

— Сэр?

— К рукопашной, капрал. Посмотрим, что там.

Быстрое появление Колтейна и всадников Вороньего клана на западном фланге титтанских копейщиков изменило ход битвы. По пути к разгоревшейся на валах схватке Дукер и Лист увидели, как титтанцы дрогнули, отступили и открыли пеших семаков для виканских конных лучников. Стрелы градом посыпались на простоволосых бойцов-семаков.

В центре стояли основные силы Седьмой и сдерживали безумный натиск семаков, а в сотне шагов на севере тяжёлая пехота Гурана всё ещё ждала возможности схлестнуться с ненавистными малазанцами. Но у их командира явно возникли сомнения. Камист Релой и его армия оказались отрезаны — по крайней мере, на эту битву — на другой стороне реки. Если не считать потрёпанных морпехов арьергарда и воинов клана Куницы, войско Колтейна почти не понесло потерь.

В пяти сотнях шагов на запад, на широкой, каменистой равнине клан Куницы преследовал остатки гуранской кавалерии.

В рядах Седьмой Дукер заметил яркое скопление алого и золотого — Барья Сэтрал и его Красные Клинки в самом сердце битвы. Семаки явно жаждали схватиться с малазанскими прихвостнями и платили за эту жажду собственной кровью. Однако отряд Сэтрала казался обескровленным — меньше двадцати человек, едва ли половина.

— Хочу подъехать поближе, — объявил Дукер.

— Так точно, — отозвался Лист. Он указал рукой. — Вон на тот холм — только там нас смогут достать лучники, сэр.

— Пойду на такой риск.

Оба поскакали к укреплениям Седьмой. Запылённый армейский штандарт одиноко стоял на невысоком холме за линией обороны. Его охраняли три седых ветерана — тела семаков на склонах показывали, что за эту высоту пришлось изрядно побороться утром. Все трое уже побывали в бою и получили лёгкие раны.

Когда историк и капрал проезжали мимо, Дукер заметил, что солдаты присели вокруг павшего товарища. На пыльных щеках оставили следы слёзы. Историк подъехал ближе и медленно спешился.

— У вас тут история, солдаты, — проговорил он низким голосом, чтобы перекрыть грохот и вопли битвы в тридцати шагах к северу от знамени.

Один из старых воинов поднял глаза и прищурился.

— Клянусь Худом, это же историк старого Императора! Видел тебя в Фаларе, а может, на Виканских равнинах…

— И там, и там был. За штандарт шёл бой, как я понимаю. Вы потеряли друга, защищая его.

Солдат заморгал, обернулся и посмотрел на знамя Седьмой. Древко накренилось, изодранная ткань выцвела на палящем солнце.

— Худов дух! — проворчал бывалый воин. — Думаешь, мы бы стали драться за кусок ткани на деревяшке? — Он указал рукой на тело, возле которого сидели его друзья. — Нордо поймал две стрелы. Мы удержали взвод семаков, чтобы он умер в свой срок. Эти треклятые дикари утаскивают раненых, чтобы потом пытать. Ничего такого с Нордо не будет.

Долгое время Дукер молчал.

— Хочешь, чтобы я так и поведал эту историю, солдат?

Тот вновь прищурился, затем кивнул.

— Именно так, историк. Мы теперь уже не просто малазанские солдаты. Мы — армия Колтейна.

— Но он — Кулак.

— Он — холоднокровный ящер. — Воин ухмыльнулся. — Но мы — его солдаты.

Улыбнувшись, Дукер поднялся в седло и осмотрел линию укреплений. Предел выдержки был пройден. Семаки — сломлены. Они гибли десятками, а три легиона союзников стояли на склонах позади и ничего не делали. Боевой запал семаков и желание биться за святое дело явно закончились — по меньшей мере, в этом сражении. Дукер подумал, что нынче вечером в лагере врагов будут звучать проклятья и жестокие обвинения. Хорошо, пускай ссорятся сами с собой .