Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома

Он тоже её узнал, потянулся обожжённой, покрытой коркой рукой к её локтю, затем уронил руку на песок. Бодэн заговорил, каждое слово вырывалось наружу со скрипом натянутой верёвки.

— Я думал… огонь… не берёт.

— Ты ошибся, — прошептала она, и образ брони внутри вдруг начал рассыпаться, по панцирю побежали трещинки. А под ним, под ним вызревало нечто.

— Моя клятва.

— Твоя клятва.

— Твоя сестра…

— Тавор.

— Она…

— Нет, Бодэн. Ничего не говори о ней.

Он с хрипом вздохнул.

— Ты…

Фелисин ждала, надеялась, что жизнь покинет это тело, улетит сейчас, прежде чем…

— Ты… оказалась… не такой… как я думал…

Броня может укрыть всё, что угодно, прежде чем развалится. Даже ребёнка. Особенно ребёнка.

Земля совершенно слилась с небом. Весь мир объяла золотая тишь. По тропинке покатились камни, когда Скрипач выбрался на гребень, и их треск показался ему ужасно громким. Она затаила дыхание. И ждёт.

Сапёр утёр пот и пыль со лба. Худов дух, ничем хорошим это не закончится .

Из мглы впереди вынырнул Маппо. Усталость заставила огромного трелля шаркать даже больше, чем обычно. Веки вокруг глаз покраснели, а складки у мощных клыков глубоко врезались в обветренную кожу.

— Тропа уходит всё вперёд и вперёд, — проговорил Маппо, присаживаясь рядом с сапёром. — Думаю, девочка сейчас с отцом — они идут вместе. Скрипач… — Трелль помедлил.

— Да. Богиня Вихря…

— Я чую… в воздухе… ожидание.

Скрипач даже фыркнул от такого преуменьшения.

— Ладно, — вздохнул через некоторое время Маппо, — пойдём-ка к остальным.

Икарий отыскал плоский каменный выступ, окружённый большими валунами. Крокус сидел, прислонившись к одному из них спиной, и смотрел, как ягг раскладывает в центре еду. Выражение лица, с которым молодой даруджиец встретил сапёра, принадлежало заметно более зрелому человеку.

— Она не вернётся, — сказал Крокус.

Скрипач промолчал, снял с плеча арбалет и поставил рядом. Икарий откашлялся.

— Иди поешь, парень, — сказал он. — Владения пересекаются, и всё возможно… в том числе неожиданное. Горевать о том, что ещё не произошло, — бесполезно. С другой стороны, тело требует подкрепления, и никому из нас не пойдёт на пользу, если у тебя не останется сил тогда, когда настанет пора действовать.

— Уже слишком поздно, — пробормотал Крокус, но всё равно поднялся на ноги.

— На этой дороге чересчур много загадок, чтобы уверенно утверждать хоть что-то, — ответил Икарий. — Дважды мы выходили на Пути — их аспекты я не могу назвать. Они казались древними и расчленёнными, вплетёнными в сами камни Рараку. Однажды я даже услышал запах моря…

— И я тоже, — подтвердил Маппо, пожимая широкими плечами.

— Её странствие ведёт в места, — проговорил Крокус, — где такие вещи, как перерождение, становятся всё более и более возможными. Я ведь прав в этом, да?

— Возможно, — согласился Икарий. — Но тени печали намекают на неуверенность, Крокус. Не упускай этого.

— Апсалар не пытается от нас убежать, — сказал Маппо. — Она ведёт нас. Какое значение этому придать? Благодаря божественным умениям она легко могла бы скрыть свой след — тем порождённым Тенью осадком, который для нас с Икарием виден столь ясно и чётко, как имперский тракт.

— Может быть и нечто другое, — пробормотал Скрипач. Все лица обернулись к нему. Сапёр глубоко вздохнул, затем медленно заговорил: — Она знает наши намерения, Крокус, — наш с Каламом план, которому, насколько мне известно, он до сих пор следует. Она могла вообразить, что, приняв облик Ша’ик, сумеет… опосредованно… поддержать наши усилия. В совершенно собственном стиле, а не в духе того бога, который когда-то её одержал.

Маппо криво усмехнулся.

— Ты многое скрыл от нас с Икарием, солдат.

— Имперское дело, — бросил сапёр, не встречаясь с треллем глазами.

— Но упомянутое дело выиграет от восстания на этой земле.

— Только в краткосрочной перспективе, Маппо.

— Став возрождённой Ша’ик, Апсалар не просто сменит костюм, Скрипач. Цель богини войдёт в её сознание и душу. Такие видения и явления изменят её.

— Боюсь, подобной возможности она не учитывает.

— Она не дура! — возмутился Крокус.

— Я этого не говорю, — ответил Скрипач. — Нравится тебе это или нет, но Апсалар не чужда божественная гордыня — я видел эту самонадеянность в Генабакисе и замечаю её следы в девочке. Вот, к примеру, её последнее решение — уйти из храма Искарала, одной, чтобы догнать отца.

— Иными словами, — заметил Маппо, — ты думаешь, она верит, что сможет противостоять влиянию богини, даже если примет роль пророчицы и военачальницы.

Крокус нахмурился.

— У меня мысли разбегаются. Что, если бог убийц снова одержал её? Что будет, если восстание вдруг возглавит Котильон — и, как следствие, Амманас? Старый Император вернулся, чтобы отомстить.

Наступила тишина. Скрипач грыз эту мысль, как одержимый пёс, уже несколько дней, с тех самых пор, как она пришла ему в голову. Убитый Император, который стал богом, теперь тянется из теней, чтобы занять свой трон — уж никак не приятная перспектива. Одно дело пытаться убить Ласиин — это, в конце концов, дело смертных. А вот бог, который будет править империей смертных, — совсем другое. Это привлечёт других Взошедших, и в этом состязании могут погибнуть целые цивилизации.

Спутники доели в полном молчании.

Мелкая пыль всё никак не желала оседать; она просто висела в воздухе — неподвижная, горячая и безжизненная. Икарий снова упаковал припасы. Скрипач подошёл к Крокусу.

— Беспокоиться тут без толку, парень. Она нашла отца спустя столько лет — что-то об этом можно сказать, как думаешь?

Даруджиец криво улыбнулся.

— О да, об этом я подумал, Скрип. И я, конечно, рад за неё, хоть и не доверяю ему. То, что должно было стать чудесной встречей, испорчено. Искаралом Прыщом. Уловками Тени. Всё пошло не так…

— Как бы ты себе ни представлял эту встречу, Крокус, она принадлежит Апсалар.

Юноша долго молчал, затем кивнул.

Скрипач снова поднял арбалет и закинул его за плечо.

— По меньшей мере, нас больше не тревожили солдаты Ша’ик. И д’иверсы с одиночниками.

— Куда она ведёт нас, Скрип?

Сапёр пожал плечами.

— Подозреваю, мы это скоро узнаем.

Высокий мужчина стоял на большом валуне и смотрел на Рараку. Тишина вокруг была абсолютной; он слышал собственное сердцебиение, ровный, бездумный ритм в груди. И начал его бояться.

За спиной покатились камешки, вскоре появился тоблакай и бросил двух ящериц длиной с руку на выжженный солнцем камень.

— Все твари выползли посмотреть, что происходит, — пророкотал громадный юноша. — Редкое дело — мясо, достойное трапезы.