Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома

— Я не понимаю. — На этот раз слова принёс шёпот.

— Но хочешь понять.

Ответа не последовало. Прошла минута, затем Маппо услышал шаги.

— Возьми, Икарий, — сказала Апсалар. — Вытри глаза. Не пристало яггу плакать.

Сон бежал от Маппо, и трелль подозревал, что в лагере он не единственный, кому привал не дал передышки от мучительных мыслей. Только Искарал Прыщ спал сладким сном, если судить по громогласному храпу.

Вскоре Маппо снова услышал шаги, и спокойный, размеренный голос Икария произнёс:

— Пора.

Лагерь свернули быстро. Маппо ещё затягивал мешок, а Скрипач уже ушёл вперёд, как солдат, шагающий на поле боя, осторожный, но решительный. За ним ковылял верховный жрец Тени. Когда Икарий собрался двинуться следом, Маппо перехватил его за руку.

— Друг мой, Дома Азатов стремятся сковать всех, кто обладает силой, — ты понимаешь, чем рискуешь?

Икарий улыбнулся.

— Не только я, Маппо. Всегда ты недооцениваешь себя, забываешь, кем стал за прошедшие века. Если мы собираемся идти дальше, нужно доверять Азату, он поймёт, что мы не желаем вреда.

Все остальные уже ушли — Апсалар напоследок бросила на обоих испытующий взгляд.

— Как можно доверять чему-то, чего не понимаешь? — спросил трелль. — Ты говоришь «поймёт». Как? Собственно, кто поймёт?

— Понятия не имею. Я просто чувствую присутствие. И если я его чувствую, значит, и он может почувствовать меня. Треморлор страдает, Маппо. Он сражается один, и дело его — справедливо. Я собираюсь помочь Азату, и поэтому перед Треморлором стоит выбор — принять мою помощь или нет.

Трелль попытался скрыть тревогу. Ох, друг мой, ты предлагаешь помощь, не понимая, как быстро может развернуться этот клинок. В неведении ты столь чист, столь благороден. Если Треморлор знает тебя лучше, чем ты сам себя знаешь, осмелится ли он принять твоё предложение?

— Что не так, друг?

Во взгляде ягга мелькнуло холодное подозрение, и Маппо пришлось отвести глаза. Что не так? Я бы заговорил, предупредил тебя. Если Треморлор тебя заберёт, мир избавится от великой угрозы, но я потеряю друга. Даже нет — я предам тебя, обреку на вечное заточение. Старейшины и Безымянные, которые избрали меня для этой задачи, несомненно так и велели бы мне поступить. Им неведома любовь. Да и молодой воин-трелль, который столь охотно дал тогда клятву, не колебался бы — потому что не знал ещё того, с кем ему предстоит странствовать. И не знал сомнений — в те, такие далёкие времена.

— Я умоляю тебя, Икарий, давай вернёмся. Риск слишком велик, друг мой. — Глядя на равнину, Маппо почувствовал, что в глазах собираются слёзы. «Друг мой». Ну вот, дорогие Старейшины, я разоблачён. Вы выбрали не того. Я трус.

— Хотел бы я… — медленно начал Икарий и замолчал на миг. — Хотел бы я понять. Война, которую ты ведёшь с собой, Маппо, разрывает мне сердце. Ты уже должен был понять…

— Понять что? — прохрипел трелль, не решаясь посмотреть в глаза яггу.

— Что я готов отдать жизнь за тебя, мой единственный друг, мой брат.

Маппо обхватил себя руками.

— Нет, — прошептал он. — Не говори так.

— Помоги мне покончить с этой твоей войной. Пожалуйста.

Трелль глубоко, судорожно вздохнул.

— Город Первой Империи, там, на острове…

Икарий ждал.

— Был разрушен… твоей рукой, Икарий. Твоя слепая ярость… ярость несравненная. Она пылает так жарко, что испепеляет воспоминания о том, что ты делаешь. Я присматриваю за тобой — я смотрю, как ты ворошишь холодные угли, пытаешься узнать, кто ты такой, но вот я стою рядом, связанный клятвой — предотвратить повторение подобного. Ты уничтожал города, целые народы. Начав убивать, ты не можешь остановиться, пока всё перед тобой не станет… безжизненным.

Ягг ничего не сказал, а Маппо не мог заставить себя взглянуть на друга. От чувства беспомощности трелль сжал себя руками до боли. В нём кипела мука, рвалась наружу, но Маппо сдерживал её изо всех сил.

— И Треморлор знает, — холодным, ровным тоном проговорил Икарий. — Азат может лишь забрать меня.

Если сумеет, ведь прежде, чем он сможет хотя бы попробовать, силы его подвергнутся столь суровому испытанию. В гневе ты можешь уничтожить его — о, нижние духи, чем же мы все здесь рискуем?

— Я думаю, что этот Путь породил тебя, Икарий. Столько лет спустя ты наконец вернулся домой.

— Где началось, там и закончится. Я иду в Треморлор.

— Друг…

— Нет. Я не могу просто уйти с таким знанием — пойми же, Маппо. Я не могу…

— Если Треморлор пленит тебя, ты не умрёшь, Икарий. Ты окажешься в вечном заточении, но будешь… знать.

— Да, это достойная кара за мои преступления.

Трелль вскрикнул.

Ладонь Икария легла ему на плечо.

— Пойди со мной к моей тюрьме, Маппо. Делай что должен — что ты уже наверняка делал прежде, — чтобы предотвратить ярость. Нельзя давать мне шанс сопротивляться.

Пожалуйста…

— Сделай то, что сделал бы друг. И освободись, если мне позволено быть настолько самонадеянным, чтобы предложить тебе ответный дар. Нужно это закончить.

Трелль покачал головой, словно отрицая всё сказанное. Трус! Ударь его сейчас! Утащи отсюда — далеко-далеко, — он очнётся и ничего не вспомнит. Я смогу его увести куда-нибудь, прочь отсюда, и всё будет по-прежнему, как всегда было …

— Встань, пожалуйста, остальные нас ждут.

Трелль сам не заметил, как оказался на земле, свернулся в клубок. Он почувствовал на губах вкус крови.

— Встань, Маппо. Осталось одно, последнее задание.

Надёжные, сильные руки помогли ему подняться на ноги. Трелль зашатался, как пьяный или смертельно больной.

— Маппо, иначе я не смогу звать тебя другом.

— А вот это, — выдохнул трелль, — было нечестно…

— Да, видимо, я должен сделать из тебя то, чем сам, похоже, являюсь. Пусть гнев станет железом твоей решимости. Не оставляй места для сомнений — ты всегда был слишком сентиментальным, трелль.

Даже такие слова ты произносишь по-доброму. О боги, как же я могу решиться на такое?

— Остальные глубоко потрясены тем, что увидели — что мы им скажем?

Маппо покачал головой. Ты по-прежнему во многом ребёнок, Икарий. Они знают .

— Идём же. Мой дом ждёт возвращения блудного сына.

— Иначе бы не вышло, — сказал Скрипач, когда они подошли.

Маппо внимательно осмотрел каждого и увидел понимание, ясно написанное на лицах. Искарал Прыщ нервически ухмылялся — в улыбке сквозил страх, предвкушение и множество других эмоций, которые только сам жрец смог бы объяснить, если бы захотел. Апсалар, видимо, подавила своё сочувствие и теперь разглядывала Икария так, будто оценивала потенциального противника; впервые в ней чувствовалась неуверенность в собственных силах. В глазах Реллока плескалось смирение, он слишком хорошо понимал, какая опасность грозит его дочери. Только Крокуса, казалось, не потрясло это знание, и Маппо вновь подивился решимости, которую обнаружил в себе юноша. Будто парень восхищается Икарием — но какой частью ягга он восхищается?