Р. Скотт Бэккер - Око Судии

Невзирая на слабость, волшебник с силой дернул ее назад, подальше от приближающегося морока.

— Как же так? — стенал голос сквозь все корни мира. — Как может Бог быть голоден?

Над головой у них взлетели из земли фонтаны расплавленного камня, выплевывая струи оранжевого, золотого и зловеще багрового цветов. Один из охотников растворился в воздухе. Рядом с Мимарой упала рука, невредимая ладонь с предплечьем, сожженным до обугленной головешки. Лорд Косотер, который до этого адского наваждения упрямо не сходил с места, наконец, развернулся и побежал.

Весь отряд, вернее его остатки, бросился прочь.

Нечеловеческий смех. Она уже достаточно слыхала его, чтобы узнавать этот особенный звук, вначале глубокий и заливистый, с призвуками, уводящими в пучины мерзостей, недоступных человеческому пониманию.

Нечеловеческий смех, идущий из легких самой горы.

Бежали через скелет дракона, навстречу нарастающему ветру, и казалось чудом, что они в состоянии продраться сквозь него, что их не сдувает с ног и не несет по земле, как тряпки, назад, в тот ужас, что восставал у них за спиной.

Они ползком пробрались в другой коридор. Холод пронзал их, от него ныла каждая косточка. Карабкались навстречу ветру, не слыша его завывания.

Обреченные взывали к ним, стеная от голода, который выкручивает внутренности, душит, множит и без того невыносимые страдания…

Изнемогает от желания накинуться на новых жертв.

Оно вошло в коридор вслед за ними. Он вошел.

Тварь из Горы. Король Нелюдей.

Мимара как глиняный кувшин, внутренности полощутся, как створожившееся молоко. Достаточно будет одной трещины, и она расколется надвое, расплещет свое содержимое по полу. Мимара была на грани обморока. Она почувствовала это, когда попыталась позвать за собой волшебника. Остальные уже ушли вперед, так что до них уже едва доставал свет Суриллической Точки.

Все ушли, даже Сома.

Душа искала силы в некой внутренней молитве самой себе: Мимара, взывающая к Мимаре, — и вдруг она почувствовала действие порошка, который раздал им Клирик — квирри. Как будто нащупала ногами в воде устойчивые камешки.

— Давай! Ну же! — кричала она на волшебника.

Но ветер срывал слова с ее губ, словно листья с осенних ветвей.

Адское завывание растоптало их в прах.

Они перешли границу, за которой кончался выщербленный камень, тонущий во мраке, и начинался ровный пол. Но легче идти не стало. Ветер измучил Ахкеймиона до полного бессилия. Она буквально тащила его. И видела, видела, как вскипает по ту сторону черноты, приближается к ним бездна преисподней.

Старик что-то крикнул. Она не слышала звука, но знала, что именно он кричит…

«Оставь меня».

«Оставь меня. Дочка, брось, прошу тебя…»

Она не слушалась.

Странный древний гость… Что же он такое?

Почему она должна тягаться с исчадиями ада?

Теперь она тащила его за руку, рыдая навзрыд. Ахкеймион лежал на спине, и она волочила его вперед, методичными рывками, зная, что все уже бесполезно.

Заклинание она услышала, только когда оно с оглушительным треском отшвырнуло ветер назад и ударило ей в спину, так что она упала на колени. Колдовской напев не могли заглушить заполонившие все вокруг хлопание ветра и грохот…

Рушится все. Валятся вниз комья земли. Гора сжимается и оседает.

Ветер кончился.

В тумане висит свет.

В ушах звенит. Всплывает звук…

Кашель. Кашляет старик. Она видела его силуэт, проступающий сквозь пыль. Потрепанная старая тень.

— Надо двигаться дальше, — сказал сдавленный голос. — Я не уверен, что это его остановит.

Глаза саднили и слезились. Собственный голос отказывался ее слушаться.

— Надо двигаться дальше, — продолжил волшебник извиняющимся, но твердым голосом. — А то он выследит нас, идя вдоль полосы дерьма, которая протянулась за мной на милю, не меньше.

Она обнимала его, смеялась и всхлипывала:

— Акка… Акка!

— Пока все хорошо, — нежно сказал он и погладил ее по волосам, и она тотчас обхватила его, как ребенок. — Мимара…

— Я… я подумала… я подумала, что т-ты…

— Тише. Надо идти.

Держась под руку, они прошли разрушенную систему коридоров, придерживаясь дорожки, которую протоптали в пыли пробежавшие охотники. После стольких ужасов, бояться чего-то еще было нелепо, и все же у Мимары перехватывало дыхание от нового свербящего предчувствия.

— Как так вышло? — спросила наконец она. — Свет был у нас… Как они сумели забежать без нас так далеко?

— Потому что видели вот это, — ответил Ахкеймион, кивнув на темноту впереди.

Теперь увидела и Мимара: полукруглые очертания выхода, залитые бледно-голубым светом. До него было еще далеко, но даже здесь ее охватила всепоглощающая радость узнавания, ее обессиленную душу окатил восторг. Ей знаком был этот свет, и знание это было древнее, чем ее сознательная память. Под ним рождались ее предки от начала времен…

Свет неба.

Через выход скользили тонкие тени. Она услышала чей-то голос, который звал ее. Сома. Невзирая на всю усталость, в ней мгновенно запылал гнев. Так занимаются огнем дрова, даже если промокли и перепачканы грязью.

Словно прочитав ее мысли, волшебник сказал:

— В таких местах, как это, все люди — предатели…

Когда она глянула на него, прибавил:

— Сейчас не время выносить приговоры.

В отблесках потустороннего сияния его лицо выглядело изможденным до крайности. Сеть мелких морщинок и глубоких борозд очерчена черной пылью, пыль на щеках и на висках — по всей коже, изъеденной солью. Но в очах, как прежде, сверкали ум и решимость, к ним даже прибавлялся едва заметный оттенок мрачного юмора. Прежний Ахкеймион вернулся, пусть даже его, как и Мимару, поддерживал квирри. Он вернулся с тропы мертвых.

Среди оставшихся в живых Шкуродеров тоже царило оживление, так что на какое-то мгновение у Мимары появилось нелепое чувство, что она стоит среди театральной труппы, одетой в костюмы и загримированной для представления о разбитой артели скальперов. Но не только снадобье Клирика придавало им бодрость, но и счастливый поворот судьбы.

Они выбрались из Кил-Ауджаса.

— Я знаю это место, — проговорил волшебник. — Даже среди нелюдей оно вызывало изумление.

— Клирик назвал его Осью, — сказал Галиан, вместе с остальными неотрывно глядя наверх. С многодневной щетиной на подбородке, он выглядел другим, не таким циничным острословом, и больше походил на своих собратьев. — Великой Срединной Осью.

Затхлый запах влажной каменной кладки. Голоса звенели, отражаясь от воды и камня. Охотники стояли на уступе, высеченном вдоль изогнутых стен, которые вырисовывались в переменчивом мерцании зажженного Ахкеймионом света, образуя правильный цилиндр, уходящий вверх насколько хватал глаз и заканчивающийся яркой белой точкой. Поверхность его опоясывали вытянутые письмена, некоторые высотой в человеческий рост, другие вырезанные в рамках размером не больше ладони. От уступа спиралью поднималась в туманную высоту лестница шириной с галеотскую колесницу. Внутреннее пространство блестящим столбом пронизывала вода, падавшая с неведомых высот в озеро, которое черной зеркальной плоскостью лежало внизу. На секунду Мимаре представилось, что она смотрит вверх со дна какого-то немыслимого колодца, так что даже закружилась голова, — Мимара почувствовала себя паучком, сидящим на стенке этого колодца, пока боги не пришли зачерпнуть воды. Невозможно было поверить, что эта шахта проходит гору насквозь, что единое сооружение в состоянии связать небеса и преисподнюю у них под ногами.