Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцпринц

Она робко улыбнулась.

— Значит…

— Значит, — сказал я, — не трусь, мышка. Я вот смотрю на тебя и понимаю: буду два месяца ходить гордым!

— А сейчас?

Я с удовольствием посмотрел на ее милое лицо.

— Говорю же, с удовольствием бы, но я знаю, как это получить и без насилия над свободной и демократической личностью в духе базовых либеральных ценностей. Ну, ты поняла?.. А я нет. Но это неважно. Ты тоже выстрелила так, чтобы меня ранить в плечо, а могла бы целить в сердце, из-за этого я едва поймал твою стрелу!

Она сказала жалобно:

— Кто ты? Я слышала об умельцах, что ловят стрелы, но чтоб вот так встретить…

— Ого, — сказал я хвастливо, — я еще тот умелец. Нет-нет, не бойся, я же сказал, буду вести себя как целомудренный Иосиф!.. Не ради твоей девственности, да хрен с нею, а ради возвеличивания себя, неповторимого и замечательного!

Она посмотрела исподлобья, голос ее прозвучал тихо и без всякого ехидства:

— Вижу, вы себя очень любите.

Я изумился:

— А как же? Это же основа демократического общества! Любовь к себе и полное равнодушие к соседу, что интеллигентно называется политкорректностью. Ты себя тоже должна, просто обязана любить! Я зрю в будущее и вижу торжествующий приход всеобщего эгоизма и пофигизма! Если у тебя с этим проблемы, то я могу тебя, как гуманист, возлюбить…

Она испуганно отшатнулась.

— Ой, не нужно…

— Глупая, — сказал я отечески, — это ничего не имеет общего с изнасилованием. По крайней мере, в терминах. Но ты мне скажи, с чего ты взялась охотиться? Разве не должна, аки дама, сидеть у окошка и вышивать крестиком?

Ее лицо помрачнело, она покачала головой.

— Я не из благородных, это первое. Второе… это сперва армии Карла здесь сожгли все, потом недавно прошел Мунтвиг… Мы давно уже всем селом живем в лесу. На полянах ухитряемся выращивать зерно, в загонах держим скот, многие живут охотой… Я с детства приучилась помогать отцу. Теперь вот охочусь сама. У меня трое младших братишек, мама часто хворает.

Я вздохнул, сказал твердо:

— Я беру эти земли под свою защиту!.. Мне совсем не важно, кто здесь король. Отныне здесь всегда будет мирная жизнь. Никаких великих подвигов, когда реками льется кровь!..

Она что-то ощутила, подошла без страха и поцеловала мне руку. Я поднял ее и в свою очередь поцеловал в лоб, что она приняла без всякого ужаса.

Затрещали кусты, выметнулся Бобик с задушенным оленем. Повинуясь моему жесту, положил добычу у ее ног и отступил.

Я тронул Зайчика, и мы все трое понеслись между деревьями, стараясь выбраться из леса.

Норберт все так же едет во главе небольшого отряда, все остальные идут разъездами впереди, справа, слева и даже сзади, но на этот раз с ним Клемент и Сулливан, самые могучие бойцы, ударная мощь, а их отряды передвигаются далеко позади, охраняя пехоту Макса, еще не веря, что бесконное войско способно защищаться само и даже охранить от бед конницу.

Я сказал бодро, не давая им раскрыть рты для обвинений в необдуманной лихости:

— Хорошая новость для любителей размяться!.. В пяти милях впереди обнаружен отряд противника!.. Большой. Но недостаточный, чтобы обрушиваться всей армией.

Сулливан встрепенулся первым.

— Ваше высочество?

— Вы поняли верно, — ответил я.

Клемент прогудел более рассудительно:

— Сколько их? Каковы их позиции?

— Не больше двух тысяч, — заверил я. — Явно местный лорд собрал всякий сброд и решил присоединиться к Мунтвигу. Во всяком случае, его знамя там реет слишком гордо.

Сулливан проревел сердито:

— Что значит реет? Кто разрешил?..

— Может, — обронил Норберт, — там просто разбойники, что объединили несколько шаек и решили назваться войском.

— Я рассмотрел с десяток рыцарей, — напомнил я. — Эти сволочи запятнали благородное имя!

Сулливан прорычал гневно:

— Да как они посмели?.. Не думаю, что таких стоит брать в плен! Мне и выкуп не нужен, хотя несколько золотых монет не помешали бы…

— Я поделюсь, — пообещал Клемент и взглянул на меня исподлобья. — Значит, армию тревожить не будем?

— Достаточно людей сэра Дарабоса, — сказал я.

Норберт кивнул, жестом послал в сторону внимательно слушающих нас быстроконных разведчиков.

Ушло не больше часа на то, чтобы собралась большая часть его конницы. Норберт быстро распределил на отряды: хотя все вооружены композитными луками, однако, как и везде, есть прирожденные стрелки, что воробья бьют на лету, а есть рубаки, потому вы, ребята, вступите в бой с фронта, вы с тыла, а вы должны перехватывать всех, кто попытается вырваться из окружения.

Мунтвиговцы расположились в удобном месте, но часовых не выставили, зачем, они же на своей земле, и мы подкрались совсем близко. Я слышал, как за моей спиной тихо поскрипывают натягиваемые луки.

Ближе всех ко мне расположились у костра человек двадцать, за их спинами спят вповалку, а эти пьют и разговаривают, двое бросают кости, остальные следят за ними, один шевелит палкой в костре, крупные головешки рассыпались на угли и зло стреляли пучками длинных шипящих искр.

Норберт прокричал какой-то птицей, и лучники одновременно выпустили стрелы. Их обрушилась целая туча, несколько человек у костров упали, другие, напротив, начали вскакивать, и на них перенесли частый град тяжелых стрел, способных пробивать с близкого расстояния доспехи, здесь же они пронзали одетых в кожаные доспехи насквозь.

Я увидел, что застигнутые врасплох вот-вот начнут организовываться, такая паника не длится долго, заорал:

— Руби!

За мной ринулись из зарослей люди Норберта. Клемент и Сулливан отстали, особенно последний на своем меланхоличном носороге, однако на своих тяжелых конях они легко протаранили первые ряды обороняющихся, смяли и порубили людей у костра, набросились на мирно отдыхавших, что вскочили и спросонья хлопали глазами, а их рубили, кололи, топтали и рассекали, как приготовленный для забоя скот.

Наконец многие начали разбегаться, и мы пробились к рыцарскому ядру, где закованные в сталь воины встали в круг и отбиваются яростно и упорно, как туры в окружении волчьей стаи.

Палант прокричал страшным голосом:

— Наконец-то!

Рядом с ним Клемент, огромный и чудовищно могучий, двигается молча, двуручный меч в одной руке и щит, размером с амбарную дверь, в другой, — они ударили с такой мощью, что опередили Сулливана.

Тот взревел оскорбленно и двинулся, как сползающая со склона железная скала, что сминает, даже не замечая, как траву, так и кустарник.

Рыцарский строй был прорван с первых же ударов, я видел, как ликует свирепый Сулливан, выросший в постоянных войнах за независимость земель своего рода, как загорелись мрачной радостью глаза Клемента, а про Паланта и говорить нечего, он дико оскорблен тем, что эти мерзавцы опустились до общения с разбойниками, пороча рыцарскую честь людей благородных и незапятнанных, и в самом деле наносит тяжелые сокрушающие удары, после которых предлагать сдаваться уже бесполезно.