Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцпринц

— Вот это удар! — сказал я хрипло. — Что у вас за жезл?

Он тяжело дышал, ответил сорванным голосом:

— А разве это не ваш амулет? Или это талисман?

— Все вместе, — ответил я, — но, думаю, это ваш жезл все натворил.

Он сказал с недоверием:

— Что-то я в нем не замечал такой силы раньше…

— Растете, — сообщил я. — Со мной все растут!

Он оперся обеими руками на жезл, удлинив его до посоха, осматривался все еще растерянно, хотя, думаю, у меня вид не лучше.

— Так мы спаслись? — проговорил он все еще с недоверием. — Прекрасно. Обожаю, когда я так делаю.

— Прекрасно, — согласился я.

Иисус творил чудеса, тем самым он отвергал и самого Господа, так как тот сотворил мир и успокоился, никогда больше никаких чудес. Да что там чудеса, сама суть христианства не приемлет чудес, потому что это уже не чудеса, а магия, объявленная проделками дьявола.

Хотя христианам приходилось прибегать и к магии, особенно в ранний период, защищая свои жизни. Так что да, чудес нет, но магия есть, есть даже особый тип магии, что открыли и вырастили христиане, а затем монахи сумели усилить и выкристаллизовать эту особую мощь, черпающую силу не в заклятиях, а в самом человеке.

Все эти животворные мощи, щепки с креста распятого, зуб святого Петра, мизинец подвижника Варфоломея, доспехи Георгия Победоносца, лук Арианта, даже многочисленные нательные крестики — все это магия христианства, ее называют даже белой магией, как бы «хорошей», хотя на самом деле любая противоречит христианству и должна быть изгнана… потом, когда окончательно разберемся с противниками.

Хреймдар уже читает заклинания перед Хранилищем, ходит взад-вперед, отсчитывая шаги, а я все раздумывал о базовых понятиях христианства и магии, пока мощный треск лопающейся скалы не заставил присесть к полу, зажимая ладонями уши.

Стена отодвинулась, я ожидал увидеть большой роскошный зал, но открылась просторная комната с пугающе низким потолком, захламленная до безобразия, все укрыто толстым слоем пыли.

Хреймдар шагнул и остановился с глазами полными восторга.

— Свершилось…

— Пошепчи, — посоветовал я. — Сдуй пыль… нет, уничтожь. Иначе хрен что увидишь.

Он прошептал:

— Нельзя…

— Почему?

— Здесь собрана такая мощь… Вдруг что-то ощутит…

— Понятно, — прервал я, — но если нельзя, но очень хочется, то можно? Так ведь?

Он покачал головой.

— Все равно нельзя…

— Да ты вообще не человек, — сказал я обвиняюще. — Мы же задохнемся здесь, когда начнем рыться!

Он долго думал, наконец губы задвигались, заклинание звучит так, словно произносит одно-единственное бесконечное слово. Пыль осталась на месте, но потемнела, начала опускаться вниз, превращаясь в некую вязкую массу, сползла с поверхности столов по их ножкам, на полу некоторое время горбилась волнами, но отыскала щель и медленно втянулась туда, как густая жидкая грязь.

На столах засверкали старинного облика тигли, реторты, котлы, вдоль стен старинные сундуки грубой работы, а на стенах полки с обломками вещей непонятного назначения, черепками битой посуды из глины и, конечно же, черепами. Я ощутил разочарование — обычный набор рядового алхимика, мага неудачника…

Хреймдар осторожно двинулся между столами, всматривался он не в оборудование, а в сундуки и скрыни, возле одного остановился и ткнул пальцем.

— Ваше высочество… Если надпись не врет… гм… там доспехи.

— Где ты увидел надпись? — спросил я с подозрением.

— Да вон же, — проговорил он и указал пальцем. — Не видите? Ну хоть чем-то обделены, а то я уж подумал, что вы прирожденный маг…

— Прирожденными бывают только ломброзы всякие, — возразил я, — а человек — обучаемое гомо. А ты прирожденный?

— Обижаете, ваше высочество… Так рискнете?

— А там точно доспехи? — спросил я с сомнением.

— Они самые, — подтвердил он неуверенно. — Ну, так написано…

— А прочел верно? — спросил я подозрительно.

— Язык слишком древний, — виновато сказал он. — Не сам язык, правда, а усложненные иносказания и запрятанный смысл. Сказано, что доспехи. Но только для того, кто сумеет…

— Что?

— Дальше неразборчиво, — сказал он так виновато, что ясно, неразборчивость текста ни при чем, просто не сумел, но мужчинам признаваться в неумехости трудно даже перед другими мужчинами. — Слишком…

— Затерто?

— Да, — сказал он с сомнением, — затерто.

— Всегда затерто самое главное, — сказал я с раздражением. — Что сумеет? Почесать левой ногой правое ухо? Или укусить себя за локоть?..

Он ответил уныло:

— Не знаю. Но на вашем месте не стал бы и пытаться…

— Понятно, — прервал я. — Значит, подталкиваешь, чтобы я все-таки рискнул?

Он воскликнул патетически:

— Что вы, ваше высочество! Ни в коем разе! Это опасно.

— Значит, — определил я, — прям настаиваешь?

— Да я…

— Ну да, — сказал я, — конечно. Говори-говори…

Я взялся за крышку, надеясь, что заперто, однако она легко подалась, только противно заскрипела, даже прокричала на своем сундучьем языке что-то вроде: «Беги, убьет!»

На всякий случай я, понятно, отпрянул чуть, но оттуда ничего не выскочило, и я вытянул шею, готовый в любой момент отшатнуться и отпрыгнуть.

Сундук пуст, если не считать, что от сырости на самом дне сконденсировалась роса или здешний тяжелый влажный воздух. Воды немного, выглядит темной, как в болоте, но это и понятно, в сундуке темно…

— Здесь пусто, — сказал я. — Раньше нас кто-то побывал.

Хреймдар с трех шагов наблюдает за мной с живейшим интересом.

— Ваше высочество?

— Подойди и загляни, — предложил я.

Он покачал головой.

— Нет уж, я не настолько… Проверьте лучше. Доспехи могут быть. незримыми.

— Что за хрень, — сказал я. — Кому нужны незримые доспехи?

— Зато их не украдут.

— Да, но сам не вспомнишь, куда положил.

Я наклонился и осторожно сунул руку в сундук, но в самом деле пуст, я даже поводил везде от стенки к стенке, наконец осторожно коснулся кончиками пальцев жидкости на дне. Ощущение такое, словно трогаю налитую туда ртуть, называемую в народе «живым серебром».

Хреймдар следил затаив дыхание, но на лице только интерес, что же со мной случится, ученый, мать его, эксперименты ставит, Менгеле чертов, чистые знания добывает…

Я тупо щупал прогибающуюся под рукой поверхность. Это точно не вода, а если и вода, то непростая, хотя не могу себе представить, как вот эта вода, если это вода, сможет стать стальной кирасой, наручнями и поножами, а также всем, что составляет рыцарский доспех… хотя вообще-то представляю, о таком уже в моем срединном говорили и писали, с восторгом расписывая сказочное будущее, когда атомы можно будет передвигать по своему усмотрению и легко преобразовывать любую вещь во что угодно.