Мария Семенова - Лебединая Дорога (сборник)

Однако расспрашивать Звениславка всё равно не решилась. Даже Скегги. Что ещё выплывет – может, лучше бы и вовсе не знать…

На другой день она снова гуляла по двору, обходя дымившиеся костерки. Рассматривала квеннов в их оленьих одеждах и шапках с пушистыми кисточками. Женщин, что прямо на морозе кормили грудью детей… Другому смотреть и то холодно, а этим что с гуся вода. Видать, крепкие охотники подрастут!

– Брусничинка, – окликнули её сзади. – Подойди, брусничинка, дай тебя разглядеть…

Перед одной из палаток у маленького яркого костра сидела на нарте женщина-вождь. Звениславка подошла к ней, робея: сама видела, как другие квенны чтили старуху… и побаивались, кажется.

Бабушка Лосось усадила её на нарту подле себя, взяла за руку и вдруг спросила:

– Что, не принесёшь сына своему мужчине? Может, травы какой дать или слово над тобой сказать?

Лицо у неё было в морщинах, что печёное яблоко, но глаза – быстрые, зоркие: охотилась бабка удачливее молодых. Звениславка почувствовала, как жаром охватило щеки…

– Он… не мой мужчина… мой мужчина… далеко! А здесь я не своей волей живу.

Почему-то она сразу смекнула, что речь шла об уехавшем Хельги… Бабушка Лосось по-птичьи склонила голову к плечу и долго смотрела на неё, ничего не говоря, и вроде бы жалость проступила в её карих глазах.

– Где же твоё стойбище, брусничинка моя?

Звениславка махнула рукавицей в ту сторону, где, не в силах подняться над горами, жёлтым заревом тлело солнце.

– Там… и много дней пути…

Бабушка Лосось кивнула головой – поняла, мол. И надолго умолкла. Потом, протянув руку, коснулась застёжек Звениславкиного плаща, тех двух лиц, старого и молодого.

– Всё-таки ты – его женщина, – проворчала она. – Он выбрал тебя, и я это вижу. А мог взять любую мою озорницу, красивую и весёлую, как чайка весной. А ты знаешь, брусничинка, отчего у него в глазах ночь?

Звениславка ответила растерянно:

– Его помял на охоте белый медведь…

Женщина-вождь испуганно взмахнула оленьими рукавами:

– Не называй имени Хозяина Льдов, он может услышать и прийти туда, где о нём говорят неосторожно! Ты, глупая, не знаешь, что он иногда крадёт женщин, и те женщины потом приносят домой маленьких сыновей! Нынче снег выпал в четвёртый раз с тех пор, как твой мужчина вместе с братом приехали к нам по морю в том большом челне, у которого на носу злой зверь. Они пристали к нашему берегу, и мои внуки вынесли менять добрые шкурки. Братья дали взамен мягких тканей и железных гвоздей, а потом стали спрашивать, что нового слышно.

Бабушка Лосось задумчиво погладила седые косы, никогда не знавшие ножниц: как бы не подхватил срезанные волосы злой дух-оборотень да не наделал беды… И продолжала:

– Тогда-то мои внуки пожаловались на Хозяина Льдов, что поселился поблизости и таскал оленят. И мои внуки не смели к нему подойти, потому что не простой это был зверь. Не брали его ни стрелы, ни острые костяные копья, много охотников погубил! А твой мужчина и его брат, тот, что теперь лежит в доме, сказали, что это дело для воинов. И пошли на Хозяина Льдов вдвоём…

Звениславка слушала, не перебивая. Только сердце невесть почему отчаянно колотилось.

– Хозяин Льдов беспощаден и могуч, – продолжала Бабушка Лосось. – Братья одолели его, но он ранил обоих. А уже умирая, ударил твоего мужчину лапой по голове. И на другое утро он стал спрашивать, что такое случилось и не погасло ли солнце. А потом попросил, чтобы брат дал ему смерть, но тот не послушал. И потому-то мои внуки всякий год приезжают сюда за ножами и головками для стрел, чтобы Хозяин Льдов знал, какие великие охотники пришли нам на помощь. Принеси сына своему мужчине, брусничинка, и это будет охотник ещё лучше отца.

Звениславка вдруг вскочила на ноги… не помня себя, кинулась наутёк. Остановилась только за домом. Глотала мёрзлый воздух и никак не могла отдышаться…

Хельги отсутствовал двадцать два дня. И вернулся, когда Бабушка Лосось со своими внуками ещё гостила в Сэхейме.

Появился он в полдень. И не со стороны Торсхова, как ездили обычно. Что-то заставило его выбрать другую дорогу, более короткую, берегом моря. Этой каменистой тропой пользовались только в великой спешке. Была она и тяжела, и опасна: счастлив, кто одолел её верхом и не переломал ног ни себе, ни коню…

Когда побежали встречать, Звениславка разглядела прибывших ещё со двора. Они спускались по склону горы – Хельги впереди всех, за ним Бьёрн, потом все остальные и следом ещё две вьючные лошади с поклажей… Все на месте. И люди, и кони, и столько же, сколько уезжало.

И что-то было не так. Она не сразу поняла, что именно.

Хельги сам правил конём… Бьёрн Олавссон больше не держал буланого под уздцы.

Заметив это, Звениславка не пошла дальше. Прислонилась к створке ворот и осталась стоять. Ослабли ноги…

Лошади в мохнатой зимней шерсти чуяли конюшню и резво несли седоков. Вот подъехали поближе, и стало видно, что Хельги снял повязку с лица. Рановато же он это сделал: Звениславка разглядела страшные синяки вокруг глаз, какие получаются от удара в голову, и багровый конец уходившего под волосы рубца. И ещё глаза. Которые смотрели…

Вот подъехали совсем близко. Хельги хохотал во всё горло, указывая пальцем по очереди на каждого из встречавших и называя по имени: всех знаю, ты – Гуннар, ты – Сигурд, а ты, верно, тот самый рисунг Скегги сын Орма… Звениславка и не думала никогда, что он способен был так веселиться…

…Он мельком, равнодушно скользнул глазами по одинокой фигурке возле ворот. Продолжая смеяться, направил коня во двор, к кострам и палаткам, к охотникам Бабушки Лосось, шумно высыпавшим навстречу. Но потом будто вспомнил о чём-то. Дёрнул поводья… повернул назад. Умолк и стал смотреть на серебряные застёжки. Потом глянул Звениславке в лицо… В первый раз увидел её! Спрыгнул с седла и пошёл к ней по хрустевшему снегу. И походка-то у него была теперь совсем другая. Широкая, упругая, лёгкая.

Она смотрела, как он шёл к ней по снегу. Страшилась, ждала – сама не зная чего…

Подошёл. И остановился. В синих глазах бился живой свет.

– Значит, мать тогда сказала правду, – проговорил он негромко. – Стало быть, это ты и есть Ас-стейнн-ки. А я думал, ты красавица!

Звениславка не успела ответить. Хельги вдруг сгрёб её в охапку и крепко поцеловал. Прямо в губы!.. Звениславка ахнула, прижала ладони к щекам. А Хельги был уже среди квеннов… Могучими руками подхватил с нарты Бабушку Лосось:

– Ну, здравствуй, старая комариха!

Всё-то ему было нынче легко, всё весело, всё удавалось.

В доме уже знали о случившемся. Видга и тот впервые со дня смерти Рунольва оставил отца – ринулся во двор поглядеть на чудо. Но Хельги его опередил. Ввалился в дом, не обметя снега с сапог.