Саймон Грин - Охотник за Смертью — Наследие

Абсолютно голые стальные стены светились тусклым янтарным светом от установленных на потолке через равные промежутки светящихся сфер. Было похоже на очередной коридор для техперсонала, но Бретт так не думал. Тут было неестественно тихо. Гомон толпы и чужих полностью исчез, как будто Бретт и Роуз оказались в совершенно ином месте. Их шаги почти не отражались от голых стен, словно они поглощали звук. Длинный коридор был полон зловещей тишины, словно кто-то незримый слушал их приближение. Или возможно даже незаметно следовал за ними... Бретт продолжал оглядываться через плечо, но за спиной было пусто.

Но за ними наблюдали. Он в этом не сомневался.

Коридор бесконечно петлял, изгибаясь влево и вправо, но вёл неумолимо вниз, в глубины под Зоопарком. Ни у кого из техперсонала не могло быть настолько глубоко никакой работы. Зоопарк, город и сама цивилизация были теперь намного выше них. Никто не услышит, как они кричат. Никто никогда не узнает, что с ними произошло... Бретту хотелось заплакать. Он взглянул на Роуз и немного успокоился от её спокойного, холодного, непреклонного вида. Чувствовала она что-то или наоборот не чувствовала, это совершенно не влияло на неё так, как на Бретта. Он был рад, что она находилась рядом, хотя сама мысль об этом удивляла. Но Эльфы были настолько страшны, что даже Роуз Константин на их фоне была способна привнести комфорт.

Наконец, коридор закончился у массивной стальной двери, которая заполняла туннель от стены до стены. На ней не было никаких отметок и признаков какого-либо замка или ручки. Бретт посмотрел на искажённые отражения себя и Роуз в блестящем металле и внезапно вздрогнул. По ту сторону двери было что-то по-настоящему плохое. Он чувствовал это каждой клеточкой тела. И что-то всё сильнее давило на ментальные щиты, которые он только недавно научился строить, чтобы оградить собственные мысли от остального мира. Что-то билось о стенки его разума, что-то невыносимо огромное, чуждое, голодное. Бретт закрыл глаза, словно ребёнок в страхе перед темнотой и того, что может в ней таиться. Его руки сжались в кулаки от попытки удержать ментальные щиты на месте. Что-то тихо, беззвучно рассмеялось и внезапно штурм прекратился, а давление исчезло. Бретт глубоко вздохнул. Он открыл глаза и обнаружил, что Роуз с любопытством смотрит на него. Было ясно, что то, что почувствовал он на неё никак не повлияло. Прежде чем он успел что-то сказать, раздался звук открывающихся один за другим тяжёлых замков и дверь перед ними начала медленно отворяться. Открывалась она в их направлении и поэтому Бретту с Роуз пришлось отступить.

Первым ударил запах. Бретт скривился и от отвращения сплюнул. Запах был густым, тухлым, органическим, полным затхлости, разложения и смерти. Вонь, которая вероятно формировалась годами, возможно, даже веками. То тут, то там раздавались какие-то звуки: шелест, треск и мокрые скользкие удары. Бретт слышал, как в груди колотится сердце и дышалось ему настолько тяжело, что была опасность получить гипервентиляцию. Что бы ни было за дверью, он просто знал, что не хочет это видеть. На грани отчаяния он посмотрел на Роуз. В её руке появился дисраптер, хотя Финн запретил ей брать с собой оружие. Бретт заставил себя дышать медленнее — это был первый шаг на пути к возвращению самообладания. Первое правило мошенника — никогда не позволяй цели увидеть насколько ты близок к провалу. Никогда не давай ему повода понять, насколько важна для тебя сделка.

— Кажется, нас ожидают, — непринуждённо сказала Роуз. — Зайдём и поздороваемся.

— После тебя, — ответил Бретт.

Роуз величественно шагнула во мрак за дверью и Бретт неторопливо последовал за ней. Внутри было хуже, чем он предполагал. Хуже, чем он мог себе представить. Толика уверенности, которую он сумел наскрести исчезла в одно мгновение. Однозначно нельзя было сказать, на что похоже это помещение: на пещеру ли, вырезанную в твёрдой скале, на давно заброшенную старую кладовую, или на вход в Ад. Не было никакого способа определить насколько велико было пространство, потому что оно полностью было заполнено вездесущей паутиной.

Толстые серые и розовые пучки, простирались от стены к стене и от пола до потолка, пересекаясь и переплетаясь замысловатыми узорами, настолько сложными для понимания и столь разнообразными, что намекали на бесконечность. Тела, мёртвые человеческие тела были подвешены в паутине: тут и там, и на разной высоте. Некоторые были наполовину поглощены, их сломанные кости белыми осколками торчали из бледно-красного мяса. Были и более старые, мумифицированные останки, а также разнообразные скопления костей, плотно утрамбованные вместе. В одном углу, достигая почти скрытого в вышине потолка, были сложены человеческие черепа, вычищенные и покрытые паутиной. Стоял густой смрад смерти и разложения, практически не пригодный для дыхания. И повсюду, ни на миг не замирая, слабо вибрировали розовые и серые пряди паутины.

От двери к центру помещения, или пещеры, или каким бы адским местом оно ни было когда-то, вёл узкий проход в паутине — оставленный открытым туннель, в конце которого на старомодных креслах рядом сидели всего два живых обитателя. Паутина тянулась вокруг них, соединяясь с ними. Сразу было очевидно, что ни одно из существ не вставало со своих кресел в течение очень, очень долгого времени.

Роуз направилась прямо к ним, погрузившись в туннель из паутины, и Бретту не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ней. Глубоко внутри него что-то вопило. Сотканный из прядей туннель был достаточно широк, чтобы они оба могли идти по нему рядом. Бретт крепко прижал руки к бокам, стараясь ненароком не задеть паутину.

Две фигуры, неподвижно сидевшие в своих древних креслах, с приближением стали выглядеть ещё ужаснее. Они сидели бок о бок и хотя по форме походили на людей, но не по своей природе. На впалых лицах не было ничего похожего на человеческое. Макушки черепов были давно вскрыты или их возможно разорвало, и именно оттуда тянулись все нити. Они росли из их голов, розовые и серые пучки живых мозгов, сознание, распространяющееся по всей комнате, беспрестанно образующее новые пряди, бесконечно разветвляющиеся, и всё это было живое. Когда Бретт понял, что идёт сквозь их общий разум, он в шоке и отвращении огляделся. На переплетающихся тканях мозга, обнажённых, невзрачных и хрупких на вид, вспыхивали и зажигались нейроны, словно крошечные фейерверки.

Роуз и Бретт остановились, наконец, перед двумя обитателями и их непонятные фигуры впервые слегка пошевелились, издав сухие шелестящие звуки, похожие на шуршание бумаги. Возможно, задвигались их глаза. Возможно, их разрезанные рты слегка расширились в улыбке. Возможно, они просто зашевелились в предвкушении... От каждой из фигур через промежуток между креслами тянулась друг к другу обнаженная рука, покоившаяся одна в другой. Они держались за руки настолько долго, что плоть срослась воедино, слилась в единую форму, не позволяющую более разлучиться. Бретту стало действительно плохо. Сколько же эти двое сидели здесь, а их серые и розовые пряди произрастали из их обнажённых мозгов, питаясь теми несчастными, кто приходил к ним?