Алексей Пехов - Ткущие мрак [СИ c издательской обложкой]

Он провел языком по губам. Очень хотелось пить, но просить Вир не стал и раздумывал, стоит ли отвечать на вопрос. То, что Лавиани пришла не из Пубира, уже понятно. Нэ рассказывала, что сойка-ренегат теперь никогда не пойдет на мировую с Боргом.

— Нэ.

Сойка с разочарованием надула щеки:

— Я спрашивала, не кто тебя рисовал, а кто учил. Ты разницу-то понимаешь?

— Нэ дала мне имя и она же учила, пока не отпустила. Считала, что в Пубире мне опасно, и если кто-то из соек узнает о моем существовании, быть беде.

— Учила. Чему она могла тебя учить, хотела бы я знать? Звенеть в глупый колокольчик, как когда-то хотела, чтобы делал мой сын?! — неожиданно зло выплюнула Лавиани. — Она старая, выжившая из ума, ворона. Кар, да кар. Вот и все, на что способна эта развалина. Кто тренировал тебя? Кто учил?

Он мог бы сказать «кто». Перечислить имена, начиная с Катрин, но понимал, что его только поднимут на смех.

— Нэ, — снова повторил Вир.

— Малыш, моей особенностью является то, что я могу ощущать соек. Так я узнала, что по району Фехтовальщиц бродишь ты. Я виделась с Нэ не раз и не два. Она не сойка. Знает много, не спорю, но не сойка. Я бы почувствовала.

— Она рассказывала про тебя. И про своего ученика, который стал твоим учителем.

— Ну да. Научила его ставить черточки, и он разукрасил мою кожу с позволения Борга в обход Нэ. Это не делает ее сойкой.

— О чем мы спорим? — спросил молчавший Тэо, который все это время больше внимания уделял виду из окна. — Так ли сейчас важно, кто эта Нэ? Она далеко, в другой стране и ни на что не влияет. Нам надо принять решение насчет Вира и двигаться дальше.

— «Принять решение?» Только не говори, что ты решил его извести цирковыми фокусами и жонглированием, Попрыгун.

— Я говорю о том, что если он не опасен, не врет, пришел не ради тебя, то нет нужды держать его. Пускай идет.

— Мудро, — одобрила Бланка. — Но я бы не отпускала.

— А? — Лавиани и Шерон одновременно повернулись к ней, а Вир ощутил, что «взгляд» рыжеволосой обжигает его даже через черную повязку.

— Странно, что вы удивляетесь. Две сойки лучше, чем одна. У него есть определенные способности. И навык.

— Шаутты тухлые у него, а не навыки, — проворчала Лавиани. — Это была самая легкая драка в моей жизни. У него есть таланты, но пользоваться ими он не способен. Никакого опыта боев, никакой хитрости.

— Так научи его.

— Ты совсем обнаглела, рыжая. Я не беру учеников, а этот дылда вообще не пойми кто. Он мог наплести нам с три короба, и что? Мы тут же обнимемся и станем добрыми друзьми? Хрена с два!

— Хрена с два, — поддержал ее Вир. — Хочу держаться от тебя как можно дальше. Так что отпустите меня, и я займусь делами, от которых вы меня отвлекли.

— Отпущу я тебя только… — взъерепенилась Лавиани, но ее оборвала Шерон.

— Хватит! Это ни к чему не приведет, — было видно, что северянка приняла решение и показала ему прежнюю иглу. — Сейчас ты уснешь. Не возражай. Ты уснешь и тебя унесут отсюда. Если ты врешь, то хотя бы не найдешь место, где мы живем.

— Я не вру.

— И все же, — она осталась непреклонна. — Это не больно.

— Хорошо, — вздохнул он, понимая, что у него все равно нет выбора и споры бесполезны.

— Увижу тебя еще раз, больше не буду добренькой, — пообещала Лавиани.

Вир хотел сказать, что если сейчас она считает себя добренькой, то довольно сильно заблуждается, но по привычке сдержался. Злые слова никогда не приводили ни к чему хорошему. В следующую секунду Шерон воткнула в него иголку, и последнее, что он запомнил, легкая улыбка на губах Бланки.

Дэйт повернулся на шум.

Мильвио, Тес и Гарджина, пригибаясь, так, чтобы стать незаметными в высокой траве, спешили обратно.

Лицо треттинца измазано грязью и соком растений, на одежде пучки все той же зелени. Тес и Гарджина, две лучницы их маленького отряда, узкоглазые уроженки Соланки, собиравшие волосы в конские хвосты, перетянутые толстыми нитками с бирюзовыми бусинами, были двойней, отмеченными Шестерыми, и Дэйт до сих пор не знал, кто из них кто.

Постоянно путался, ошибался и негромко ругался в бороду.

Соланки лишь хохотали, тыкая друг друга в худые бока острыми локтями. Иногда у Дэйта появлялась мысль, что им просто интересно потешаться над ним и потому каждый раз они меняются именами, даже если он угадывает.

Дэйт не возражал против этой игры. Они, потерявшие свои семьи во время захвата Велата, пережившие нападение шауттов на колонну беженцев, переходивших Розовые топи, могли себе позволить хоть какую-то радость в жизни. А ему ничего не стоило подыграть и услышать их звонкий смех. В последнее время Дэйт слышал его преступно мало.

— Двадцать всадников, — сказал Дэйту Мильвио, передавая заряженный арбалет невысокому Мату, парню, который присоединился к ним неделю назад, возле сожженного Шарта.

— Что у них на флажках? — Редик, фихшейзец возраста Дэйта, с лысой головой, круглой, точно шар, опирался на короткое копье. Повязка на его левой ноге снова начала намокать.

— Голубая птица, — ответила Тес или Гарджина. — И белый водоворот.

— «Синие воробьи», — Редик, как бывший солдат, знал многих из тех, кто теперь сражался на стороне горного герцога. — Их хорошо потрепали под Месасине. Но несколько рот из этого полка, как говорят, уцелели. Вторых не знаю.

— Кто-то из наших, — буркнул Дэйт и укорил себя, поймав насмешливые взгляды. — Вы поняли. Кто-то с моей родины. Новый отряд, не знаю, кем они были раньше, но сменили на эмблему Вэйрэна.

— Что делать-то будем? — Мату с вопросом посмотрел на Дэйта, а тот, в ответ, покосился на Мильвио. Но треттинец едва заметно пожал плечами, и было понятно, что он хотел этим сказать.