Алексей Пехов - Ткущие мрак [СИ c издательской обложкой]

Меч у Мильвио остался за спиной, в руки треттинец взял рунку [2] Рунка (Ронсанд, Ронкона, Брандистокко) — древковое колющее оружие (копье с двумя боковыми наконечниками, меньшими, чем центральный). , которую добыл во время последней схватки у Ситоу, и это был куда лучший вариант для встречи с всадниками, чем полуторник.

Ферма — два дома с желтыми крышами, стоявшие под одиноко растущим в поле огромным вязом, издалека походила на красивую картинку. Дэйт, щуря глаза из-за солнца, теперь уходящего к западу и светившему в лицо, силился рассмотреть, что там происходит.

— Слишком безмятежно, — сказал Мильвио.

Мату, потевший, как это всегда бывало, когда он волновался, быстро кивнул, а затем начал взводить арбалет.

— Тес, Мильвио, вы со мной, зайдем со стороны дерева. Мастер Нацио, вы с Гарджиной, Лесосом и Мату от дороги. Вон там, за изгородью, хорошее укрытие. Ждите сигнала.

Пригибаясь, они поспешили через траву, мимо редких кустарников бузины к внушительному вязу. Дэйт все время смотрел на угол дальнего дома, ожидая, что в любой момент оттуда появятся враги.

Наконец, оказавшись возле дерева, они увидели ухоженный двор, колодец, выложенный белой керамической (дорогой для такого хозяйства) плиткой, а также людей и лошадей.

— Проклятье, — проворчал Дэйт, поднимаясь в полный рост. — Вот ведь проклятье.

Тес сняла стрелу с тетивы, и вид у нее был такой, будто ее вот-вот стошнит от облегчения, что не придется ввязываться в тяжелую и безнадежную схватку.

Мильвио, используя рунку, как шест, ловко перепрыгнул через высокий плетень, приземлившись на закиданном сухим сеном пространстве:

— Тес, сосчитай тела. Но не трогай их.

Дэйт, опершись на бердыш, мрачно смотрел на валявшиеся вокруг них трупы.

— Колодец отравлен.

— Вне всякого сомнения, — глаза у Мильвио были жесткими. — Хозяева, а может кто-то другой, не захотели, чтобы здесь брали воду. Солдаты напоили лошадей и напились сами.

Он присел на корточки рядом с одним из тел, изучил серые губы, оттянул веко, заметив порозовевшие белки.

— Совиная трехцветка, овечья трава и ягоды зимовника. Сонная постель — яд крестьян. Им травят крыс в амбарах, а крысы — хитрые создания. Хитрее людей. Если крысы не чувствуют яда, то люди и подавно. Милосердно и просто.

— Что же тут милосердного? — Дэйт отравителей не жаловал, и в Шаруде с ними разбирались быстро и без всякого сострадания. Если поймали на попытке отравления, скидывали прямо в Брюллендефоссен. А если человек кого-то убивал, то сварить подобного преступника, постепенно опуская в кипящее масло, считалось вполне достойной «наградой» за злодеяния.

— Просто засыпаешь, — Мильвио серьезно посмотрел на него. — Смерть во сне благословение для многих. Уж поверь мне, эта отрава не идет ни в какое сравнение с ядом алой тихони.

— Предпочитаю честную сталь.

— Не все люди способны сражаться сталью, мой добрый друг. И вот перед тобой пример — фермеры смогли победить там, где опытные воины, вроде нас с тобой, обязательно бы проиграли.

— Ты словно оправдываешь их.

Треттинец развел руками.

— Я бы так не поступил. Но ты сам знаешь, сколько всего плохого творится на войне. Я рад, что пили из колодца не мы.

Подошли остальные члены отряда. Тес вернулась, ведя двух лошадей, ее сестра тянула еще одну, своенравную и упирающуюся на каждом шагу.

— Все двадцать, — сказала соланка. — Двенадцать человек здесь и в поле, остальные в доме. Пятеро животных издохли, другие квелые, на ноги не встанут до вечера. Эти единственные, кто нам подходит.

— Вполне достаточно, — Дэйт был рад уже и этому. — Мату, проверь седельные сумки. Еда, вино, деньги, лекарства, нитки и иголки. Нам все это понадобится, если опять пойдем лесами. Мильвио, что будем делать с колодцем? Сюда могут прийти и другие люди.

— Ага. Враги, — посулил Нацио. — Ну и пусть травятся.

— Сонная постель недолговечна, — объяснил Мильвио. — Через несколько дней яд перестанет быть опасным, а вода станет очень горькой. Ее не смогут пить еще несколько месяцев.

— Вы вчетвером возвращайтесь к Редику, ведите туда лошадей, — сказал Дэйт сестрам, кузнецу и Нацио. — Мы вас нагоним через десять минут.

Мильвио не задавал вопросов, спокойно ждал среди мертвецов, опершись спиной о плетень, да слушал, как шумят молодые листья старого вяза. Мату возился с сумками и карманами, ссыпая все найденное в подхваченную с крыльца корзину, сплетенную из ветвей черемухи.

В доме Дэйту не понадобилось много времени, чтобы найти старый молоток и три длинных гвоздя.

Грубые доски валялись возле корыта, все еще полного воды. Дэйт перевернул его, хмуро кинул доски на колодец крест-накрест, начал забивать гвозди.

— Гроза идет, — произнес Мильвио. — Первая сильная гроза в этом году.

Дэйт мельком взглянул на чистое небо, на далекий горизонт, не увидел никаких признаков скорого ненастья, загнал двумя сильными точными ударами последний гвоздь.

— Ветер тебе сказал?

— Да.

— Я до сих пор еще ловлю себя на том, что не могу поверить во все… подобное. Хотя давно пора это сделать, и как можно скорее. Значит, гроза. Ну что же. Мокнуть мне не впервой, — он положил молоток и подхватил бердыш. — Мату! Заканчивай.

— Я еще не все.

— Заканчивай, говорю. Пока еще кто-нибудь не появился.

Это решило дело, и парень высыпал все найденное из корзины к себе в сумку. Мелкие монеты, мясо, фляга с белым терпким вином и несколько баночек с порошком и мазями.

Обратный путь Дэйту показался гораздо длиннее и неожиданно тяжелее. Лес за полем, куда они шли, словно, пятился от них и не собирался приближаться.

А затем на дороге появились всадники.

Кирст не уставал поражаться благости Вэйрэна. Его щедрости, милосердию, вниманию к тем, кто принял его и умылся синим огнем.

Темный Наездник сделал то, что не могли сделать для Горного герцогства Шестеро. Хотя им поклонялись веками, верили в них и боготворили. Они заперли народ Кирста в горах, не давая ему никаких великих побед. Пока не появился Эрего да Монтаг, истинный герцог, первый асторэ за тысячу лет, обещавший всем, кто нашьет водоворот на свою форму, богатство, славу, будущее.

И он, усилиями Вэйрэна, милостью Рукавички, сдержал слово.

В бесконечно долгом противостоянии с Фихшейзом, впервые за сотни лет, произошел перелом. Баталии вышли через Драбатские врата и за зиму подчинили себе страну извечного врага. Велат пал. Вестер сожжен. Кирст плакал от счастья, видя, как пылают башни и как преклоняют колена враги, роняя знамена.

Но на этом Вэйрэн не остановился и собирался отдать им Ириасту. Эти южане оказались куда трусливее фихшейзцев и не принимали боя. Бежали все дальше и дальше. Говорят, за саму Ситу, а может и к горам Бирюзового веретена.