Брайан Ракли - Рождение Зимы

Там же находилась и молодая, лет на пять старше Эньяры, женщина. На ней была легкая кольчуга из светлого металла. Золотая цепь на шее и толстые, поблескивающие кольца на пальцах. Черные длинные гладкие волосы напоминали нити спряденного обсидиана. Когда Эньяра посмотрела на нее, та ответила холодным, полным высокомерного презрения взглядом.

— Добро пожаловать! — улыбнулся Кейнин. — А я нашел трон, как видишь. — Он погладил рукой черный мех. — Думаю, он стоит дороже, чем трон, на котором в своем замке сидит Кросан. Будь это мой дом, я бы такое в добычу не оставил.

— Теперь это твой дом, — поправила его женщина.

— Действительно. Во всяком случае, должен быть. — Кейнин опять посмотрел на Эньяру. — Прости, я вас не представил. Это моя сестра, Вейн. Вейн, это Эньяра, дочь покойного правителя Колгласа.

Вейн нан Горин-Гир насмешливо склонила голову. Она постоянно крутила какое-нибудь кольцо.

— Рада, — сказала она.

Эньяра ничего не ответила. Насквозь промокшей под дождем, грязной и сплошь покрытой царапинами Эньяре тоже хотелось показать презрение.

— Не обращай внимания на ее невежливость, сестра, — вставая, сказал наследник Крови. — У нее было утомительное путешествие. Не думаю, что инкаллимы и лесные люди подходящая компания в странствиях такого рода.

По комнате прокатилась волна язвительного смеха. Эньяра чувствовала себя так, словно ее окружила стая волков, слишком раскормленных, чтобы убить ее, но и слишком увлеченных видом ее страданий, чтобы просто отпустить.

— Во всяком случае, я эту компанию не выбирала, — огрызнулась она. — А ты выбрал в союзники воронов и лесных людей, да еще тарбенов. Что, никто из других Кровей не захотел с тобой идти? У Горин-Гиров еще меньше друзей, чем я думала.

Кейнин улыбнулся, оскалив зубы:

— Кажется, мы выбрали того, кого нужно, чтобы разбить вас. И что-то я не видел людей Хейгов на стенах замка Кросана, как не видел и всадников в вашей долине. Где ваши друзья, моя госпожа?

— Придут.

— И наши придут, — с холодной уверенностью вмешалась Вейн (как Эньяре хотелось бы такой же уверенности!). — Гиры будут здесь раньше Хейгов. Или ты считаешь нас глупцами, играющими в детские игры? Мы долго наблюдали за вами, дитя: как Сердечная Лихорадка пожирает твой народ, как Гривен ок Хейг отозвал к себе ваших воинов. Мы ждали и дождались. Время пришло.

— Да, считаю глупцами, — закричала Эньяра. — Вы умрете здесь. Боитесь вы или нет, но умрете.

— Не раньше тебя, — прервала Эньяру Вейн. — Или твоего отца. Он боялся смерти?

— Хватит шуток, — опять вступил в разговор Кейнин. Вряд ли его сколько-нибудь огорчила вспышка Эньяры, хотя по ее наблюдениям выражение лица Вейн стало немного кислым. — У меня мало желания видеть их до лучших времен. Пусть лучше нашим гостям покажут их апартаменты. Городскую тюрьму. Надеюсь, вам там понравится.

Стражники поднялись, чтобы вывести пленников.

— Одно слово, метис, пока ты не ушел. — Кейнин предостерегающе поднял палец, впервые признавая, что заметил присутствие Иньюрена. — Мне представляется, что ты тоже, как вся ваша порода, знаешь некоторые фокусы. Хотя Эглисс как-то говорил мне, что твои трюки — жалкие пустяки. И все же. Мы уберем стражников, а охрану вашу доверим засовам и камню. Хотя, будь уверен, за твоей юной подругой будут следить. Если ты придумаешь какой-нибудь фокус, она умрет немедленно. И если это случится, твоя смерть приятной не будет. Может, когда-нибудь ты станешь полезным подарком, но не думай, что я ценю твою жизнь дороже собачьей.

— Мне бы такая мысль и в голову не пришла, — проворчал Иньюрен.

— Замечательно. А теперь, боюсь, я должен отправить вас в путь. Мы еще встретимся. Может быть, время, проведенное в камере дядюшкиной тюрьмы, немного притупит твой язык.

Он с преувеличенной вежливостью поклонился Эньяре. Она отступила на шаг, отвергая его жест, а потом отругала про себя за такую несдержанность, поскольку заметила, что, когда ее выводили из комнаты, губы Вейн нан Горин-Гир насмешливо покривились.

Городская тюрьма Андурана располагалась в конце длинной и широкой Ремесленной улицы, которая шла от площади через северный квартал, в сторону замка. Дождь стал уже таким сильным, а струи его секли так крепко, что запросто можно было лишиться скальпа. Эньяра переступала и обходила плававшие в воде обломки, оставшиеся после падения города. Как и развалины разрушенных и сожженных домов, дорога была усыпана всяким мусором, оставленным убегавшими горожанами или солдатами-мародерами: то соломенная кукла, то шерстяная перчатка, то шляпка матроны, то детский платок. Все это было брошено в грязь или утопало в грязных ручьях и лужах.

Почти в каждом доме, скрываясь от дождя, прятались враги. По дороге Эньяра и Иньюрен то и дело видели в каком-нибудь дверном проеме безжалостное, враждебное лицо. Один раз из верхнего окна кто-то бросил недоеденный кусок хлеба, отскочивший от плеча Эньяры. Она устало потащилась дальше.

Тюрьма напоминала не то крепость, не то казармы в миниатюре. Эньяру и Иньюрена провели через ворота в длинной стене. Внутри двора с каждой стороны располагалось по отдельному блоку с камерами. Забранные железными решетками узкие окна мрачно и печально глядели на новоприбывших. К стенам каждого блока были пристроены караульные и спальные помещения для охраны. Из них выглядывали воины Горин-Гира. Домик старшего тюремщика стоял отдельно. Они увидели, как с расположенных в стороне от зданий временных виселиц снимают тела двух молодых людей.

Спустя пару мгновений Эньяра поняла, что их с Иньюреном разлучат. Тюремщики растащили их в разные стороны: Эньяру повели к камерам на правой стороне двора, на'кирима — на левой.

— Иньюрен, — позвала она.

Он оглянулся, на лице его читалось страдание:

— Держись. Это еще не все.

Эньяра успела кивнуть, но в этот момент чей-то удар заставил ее опустить голову, а потом ее толкнули вперед, и она пролетела через низкую дверь. Ее целиком поглотил мрак темницы.

Позже — уже после того, как она упала на жесткий пол под низким потолком, дверь с грохотом захлопнулась, лязгнули запоры, никого не осталось, и только капли дождя шлепали в крошечное окно, расположенное высоко над полом, — Эньяра наконец заплакала.

Ленор ок Килкри-Хейг некоторое время спорил с Казначеем Верховного Тана. Лейгер Холдайн да Хейг был не худшим казначеем среди тех, с которыми Ленор имел дело за свою жизнь. С тех пор как Ленор стал таном своей Крови, Лейгер был уже третьим хозяином этого кабинета, а, например, Пал-лик к концу своего пребывания в должности казначея стал совершенно невыносим. Даже Гривен ок Хейг в конечном счете признал, что присутствие этого человека в Колкире ничему не служит, и послал его ко двору Игрина ок Даргеннан-Хейга. Ничего удивительного, что Игрин, как слышал позже Ленор, бросил Паллика в тюремную камеру. Тан иногда задавался вопросом, не для того ли именно Паллик был назначен на пост казначея в землях Даргеннан, чтобы спровоцировать Игрина на мятеж. Гривен ок Хейг — или его Теневая Рука — был вполне способен на такие манипуляции, и хотя далеко не все люди могли бы в одиночку поднять восстание, весьма вероятно, что здесь все-таки не обошлось без Паллика.