Карен Трэвисс - Республиканские Коммандо 2: Тройной Ноль

– Ох…

– Да.

– Но вы могли бы сказать им, где вы были в то время. Джанго мог бы поговорить с ними.

– И?

– Вы могли бы помириться с ними.

– И?

– Кэл, ты мог бы как-то обьяснить им, и не допустить этого…

– И раскрыть, что мы готовим армию? И поставить под удар безопасность моих парней? Никогда. И ни слова никому из моих мальчиков, слышишь? Это единственная вещь, которую я когда-либо скрывал от них.

Он пожертвовал своим добрым именем и последней возможностью на прощение и любовь семьи – ради людей, которых он обучал. Это потрясло Этейн словно удар в грудь.

Она обернулась к Вэу.

– А ты смотришь на своих людей, как на сыновей?

– Конечно. Других у меня нет. Вот почему я делал их выживальщиками. Не думай, что я их не любил, лишь потому что я не баловал их, как детей.

– А на этом месте, – полным презрения голосом подхватил Скирата. – он начнет рассказывать тебе, что его отец выбил из него осик, и это сделало из него мужчину. И ему это никак не повредило, никак нет, сэр.

– Я потерял только троих из моего потока, Кэл. Мне это многое говорит о моих методах.

– Я потерял четырнадцать. Будешь комментировать?

– Ты сделал своих мягкими. У них не было убийственной остроты.

– Нет, я всего лишь не зверил их, как ты это делал со своими, хат'уун.

Этейн шагнула между ними, разведя руки, обрывки старых разговоров начинали складываться вместе с пугающей ясностью. В глубине глотки стрилла послышалось рычание, и он соскользнул на пол, чтобы встать перед Вэу, защищая его.

Хорошо, что двери спален были закрыты.

– Пожалуйста, прекратите это. Мы не хотим, чтобы наши люди услышали вашу стычку прямо сейчас, не так ли? Как говорит Найнер – приберегите это для врага.

Скирата повернул голову, внезапно став настолько сосредоточенным, что она ощутила возмущение в Силе. Но это была не гневная реакция человека, которого задело нелестное замечание. Это была искренняя тоска. Он взглянул на Мирда, словно раздумывая не дать ли ему хорошего пинка, а потом, хромая, вышел на посадочную платформу.

– Не поступай так с ним. – сказала она Вэу. – Пожалуйста. Не надо.

Вэу просто пожал плечами и поднял тяжелого стрилла на руки, словно тот был щенком. Тот с обожанием лизнул его в лицо.

– Ты можешь драться холодным, как лед, или же можешь драться раскаленным докрасна. Кэл дерется раскаленным. Это его слабость.

– Ты говоришь в точности, как мой бывший учитель. – заметила Этейн и вышла на платформу вслед за Скиратой.

Воздушные трассы Корусканта протягивались над ними и под ними, создавая иллюзию бесконечности. Этейн оперлась на поручни ограждения, опустив голову на один уровень с головой Скираты. Она вгляделась в его лицо.

– Кэл, если ты хочешь, чтобы я что-то сделала насчет Вэу…

Он чуть покачал головой, все еще опустив глаза.

– Благодарю, ад'ика, но я сам могу разобраться с этой грудой осика.

– Никогда не позволяй провокатору манипулировать тобой.

Челюсть Скираты беззвучно пошевелилась.

– Я виноват.

– В чем?

– В том, что отправляю парней на смерть.

– Кэл, не обвиняй себя.

– Я взял кредитки, разве не так? Джанго свистнул, и я примчался. Я тренировал их с детства. Маленьких детей. Восемь, девять лет – ничего, кроме тренировок и боев. Ни прошлого, ни детства, ни будущего.

– Кэл…

– У них нет отпусков. Они не напиваются. Они не волочатся за женщинами. Мы их натаскиваем, латаем и кидаем их из боя в бой – ни выходных, ни отпуска, ни развлечений, а потом соскребаем их с поля боя и отправляем то, что осталось и может стоять, обратно на фронт.

– Но ты среди них. Ты дал им наследие и семью.

– Я так же плох, как и Вэу.

– Не было бы там тебя – твое место занял бы кто-то другой, вроде него. Ты же подарил своим людям уважение и привязанность.

Скирата глубоко вздохнул и сложил руки, все еще упираясь локтями в ограждение балкона. Далеко внизу под ними проревел гудок спидера.

– Ты знаешь подробности? Тренировки под реальным огнем. В их обучении они начинаются с пяти лет. Это значит что я посылал десятилетних детей на смерть. И одиннадцатилетних, и двенадцатилетних и так далее, до тех пор пока они не стали мужчинами. Я потерял четверых из моего потока в несчастных случаях на тренировках, и некоторые из них погибли от моей руки, от моей винтовки, из-за моего желания максимально приблизиться к боевым условиям.

– Я слышала, что такое случается в любой армии.

– В таком случае задай мне вопрос. Почему я так и не сказал "ладно, хватит!"? У меня были нелестные мысли на ваш счет, ад'ика, насчет того, почему же ваша братия не отказалась руководить армией рабов. А потом я подумал – Кэл, ты хат'туун, ты же точно такой же, как она. Ты никогда не протестовал против этого.

– Твои солдаты тебя обожают.

Скирата закрыл глаза и на секунду крепко стиснул веки.

– Думаешь, мне от этого легче? Этот вонючий стрилл любит Вэу. В чудовищ всегда влюбляются – вопреки рассудку.

Этейн подумала – не стоит ли утешить его, осторожно повлияв на его разум, так, чтобы он не терзался виной. Но Скирата был человеком независимым, жесткого склада ума – достаточного, чтобы заметить влияние на его разум и отбить ее манипуляции. Если она предложит ему добровольно… нет, Скирата никогда не выберет такого легкого пути. У нее нет утешения, которое она могла бы ему предложить – такого, что не сделает все лишь хуже.

Это была часть его исключительной – и привлекающей – отваги. Первые ее впечатлением было – что его грубовато-добродушная манера держаться была всего лишь реакцией, вызванной смущением. Но Скирата совершенно не смущался своих чувств. У него было мужество для того, чтобы оставить открытым забрало. Наверное это и делало его настолько искусным в умении убивать: он мог любить так же твердо, как и сражаться.

"Сила, перестань напоминать мне. Двойственность. Знаю, знаю, что не может быть света без тьмы."

Ее душевные терзания сейчас неважны. Она несет ребенка Дармана. Она ждет-не дождется сказать ему и знает, что должна подождать.

– Ты любишь их, Кэл, а любовь всегда права.

– Да. люблю. – Его жесткое, морщинистое лицо было образцом пылкой искренности.

– Всех их. Я начал со ста четырьмя учениками, плюс мои Нулевые мальчики, а теперь у меня осталось девяносто коммандос. Говорят, что родители не должны пережить своих детей. Но я переживу их всех, и думаю, что это послужит мне достойным наказанием. Я был паршивым отцом.

– Но…

– Нет. – он поднял руку, останавливая ее, и она умолкла. Скирата был добр, но непререкаемо властен. – Ты не о том подумала. Я не использую этих парней, чтобы задобрить свою совесть. Они заслуживают большего. А я лишь пользуюсь тем, что могу их учить – ради них.