Стивен Эриксон - Буря Жнеца

Жалкие попытки Ханнана Мосага взобраться на престол пресек демон, явившийся за телом Брюса Беддикта; это его равнодушный меч прикончил Рулада, когда выходец покидал тронный зал.

Вопль пробудившегося императора превратил ее сердце в кусок льда. Крик был столь первобытно дик, что Первая Наложница ощутила, как подобный же вопль горит в ее собственном горле.

Но сильнее тысячи кровавых лезвий пронзало императора понимание, приходящее вскоре после пробуждения.

Умирать, чтобы возвращаться – значит никогда не находить избавления. Никогда… ни от чего.

Раны сомкнулись… он встал на четвереньки, не отпуская проклятого меча – или это меч не отпускал его? Рыдая, задыхаясь, он пополз к трону, снова рухнув у подножия.

Низаль вышла из-за ширмы. Рассудок онемел – самоубийство короля, ее возлюбленного – и Нифадаса, евнуха – потрясение за потрясением, смерти, столпившиеся в жутком зале, падающие словно могильные плиты на залитом потоком кладбище…

Практичный канцлер Трайбан Гнол уже склонился перед новым императором, предлагая свою службу с пронырливостью заползающего в новую нору угря. Первая Наложница нигде не видела Турадала Бризеда.

Облаченный в омытые кровью золотые монеты Рулад извернулся на ступенях, оскалил зубы на Ханнана Мосага.

– Не твоё, – захрипел он.

– Рулад…

– Император! А ты, Ханнан Мосаг, мой Цеда. Короля – Ведуна больше нет. Да, мой Цеда.

– Ваша жена…

– Мертва. Да. – Рулад подтянулся по ступеням и застыл, созерцая умершего летерийского короля Эзгару Дисканара. Он протянул свободную руку, схватил труп за парчовую мантию и стащил с трона, отчего тот упал набок, стукнув головой по плитам пола. Рулада сотрясла дрожь. Он воссел на престол и огляделся. Взор сосредоточился на Мосаге. – Цеда, – сказал Император, – в нашем зале ты будешь подползать к нам на брюхе, как сегодня.

Из тени в дальнем конце зала послышалось вялое хихиканье.

Рулад вздрогнул. – Можешь оставить нас, Цеда. И забери эту каргу Джаналь и ее сынка.

– Император! Прошу! Вы должны понять…

– Прочь!

Новый крик потряс Низаль. Ей хотелось повернуться и бежать из этого места. Из дворца, из страны. Из всего.

Его рука метнулась в воздух; он сказал, не поворачиваясь: – Не ты, шлюха. Останься.

«Шлюха».

– Неверный термин, – возразила она и закоченела от страха, поражаясь собственной дерзости.

Его взор полыхнул лихорадочным огнем; однако он тут же, без всякого перехода, махнул рукой, заговорив вежливо: – Разумеется. Извиняемся. Императорская Наложница… – Блестящая маска лица исказилась в подобии улыбки. – Твой король должен был забрать тебя с собой. Был эгоистичен? Или так любил тебя, что не смог утянуть за собой в смерть.

Она промолчала, ибо не знала, что же ответить.

– Ах, мы видим сомнение в твоих глазах. Наложница, ты симпатична нам. Знай, что мы не будем жестоки. – Он впал в молчание, следя за Мосагом, ползущим через порог тронного зала в длинный коридор. Появились еще с полдюжины Тисте Эдур, они дрожали и двигались осторожно, не понимая, чему стали свидетелями. Шипящий приказ Ханнана Мосага заставил их войти. Воины натянули мешки на бесформенные тела Джанали и ее сына принца Квилласа. Звук волочащихся по полу мешков с плотью показался Низали более зловещим, нежели все, уже слышанное в этот день падений.

– В то же время, – снова заговорил Император, – титул и положенные привилегии остаются… если ты не против.

Она мигнула, ощутив, будто стоил на зыбучем песке. – Вы позволите мне выбирать, Император?

Кивок. Затуманенные, покрасневшие глаза смотрели в сторону выхода из зала. – Удинаас, – шепнул Эдур. – Предатель. Ты… ты тоже был волен выбирать. Раб – мой раб – никогда нельзя доверять тьме, никогда… – Он откинулся на спинку трона. Глаза вдруг блеснули: – Идет.

Она не знала, о ком идет речь – но всколыхнувшаяся в его голосе сырая ярость заставила испугаться. Что еще принесет день ужасов?

Снаружи раздались голоса – один прозвучал горько, потом удивленно.

В зал вошел еще один эдурский воин. Брат Рулада. Один из братьев. Тот, что бросил Рулада лежащим на плитах пола. Молодой, красивый на манер Эдур – одновременно и манящий, и чуждый. Она попыталась припомнить, называли ли его по имени…

– Тралл, – захрипел Император. – Где он? Где Фир?

– Он… ушел.

– Ушел? Покинул нас?

– Да, Рулад. Или мне следует звать тебя императором?

По усаженному монетами лицу Рулада пробегали волны эмоций. Он сморщился. – Ты тоже ушел от меня, братец. Бросил истекать кровью на полу. Считаешь, будто отличаешься от Удинааса? Ты не такой предатель, как мой раб?

– Рулад, если бы ты не был моим братом…

– Братом, над которым ты потешался?

– Если тебе так казалось… извиняюсь.

– Да, теперь ты видишь нужду извиняться, не так ли?

Тралл Сенгар шагнул вперед: – Это меч, Рулад. Он проклят – прошу, выбрось его. Ты завоевал трон, тебе он больше не нужен…

– Ошибаешься. – Император оскалил зубы, вроде бы изнемогая от ненависти к самому себе. – Без него я просто Рулад, младший сын Томада. Без меча я никто, братец мой.

Тралл склонил голову. – Ты повел нас на завоевание. Я встану подле тебя. Как и Бинадас, и наш Отец. Ты захватил престол, Рулад – тебе не нужно бояться Ханнана Мосага…

– Жалкого червяка? Думал, я его боюсь? – Острие меча щелкнуло, когда меч подскочил над полом. Рулад направил его в грудь Тралла. – Я Император?

– Нет, – отвечал Тралл. – Твой меч – вот император. Твой меч и сила за ним.

– Лжец! – взвизгнул Рулад.

Низаль заметила, что Тралл отпрянул, но тут же выпрямился. – Докажи.

Глаза Императора расширились.

– Сломай меч – ради Сестер, хотя бы выпусти из руки. Хотя бы это, Рулад. Просто выпусти. Пусть упадет!

– Нет! Знаю, чего ты задумал, братец! Ты схватишь его – вижу, ты уже напрягся, готовый нырнуть… вижу истину! – Клинок вздрагивал, будто желая крови, все равно чьей крови.

Тралл потряс головой: – Рулад, я лишь хочу сломать его.

– Ты не можешь быть со мной, – прошипел Рулад. – Слишком близко… вижу измену в глазах… ты бросил меня! Я корчился на полу! – Голос его повышался. – Где мои воины? В зал! Приказ Императора!

Сразу появились шестеро воинов с мечами наголо.

– Тралл, – зашептал Рулад. – Вижу, у тебя нет меча. Тогда пришло время бросить любимое копье и ножи. Что? Боишься, я убью тебя? Выкажи сам то доверие, к которому призывал меня. Покажи пример чести, братец.

Тогда она не понимала их, мало что зная о жизни Эдур; однако уловила на лице Тралла Сенгара какое-то переживание… вроде сдачи, не просто разоружения перед братом, а чувства более сложного и тонкого. Уровни смирения, один над другим, падение невыносимой тяжести… братья понимали, оба, что означает такое смирение. Тогда она не могла понять, что означает ответ Тралла, его решение – не только для него лично, но и для брата Фира. Скорее для Фира Сенгара, чем для кого-либо иного. Она не поняла величины жертвы, когда он бросил копье, зазвеневшее по плитам, когда он снял пояс с ножами и швырнул под ноги.